Неизвестный Сухой. Годы в секретном КБ
Шрифт:
Каждое утро меня ждала стопка калек чертежей и другой технической документации. Требовалась моя подпись как представителя ОКБ для запуска в производство. Как всегда, Листки отклонения от чертежа — результат допущенного брака. Обычно со всеми бумажными делами я управлялся до обеда. А после сытного обеда в директорской столовой, куда приглашались все представители Москвы, я шел по цехам и смотрел процесс производства.
Директорская столовая поразила меня своим шиком. В просторной комнате несколько столиков. У стены большой домашний буфет-сервант, заставленный бутылками пива, вина, водки и коньяков. Людей мало — каждый приходит в отведенное ему время. Начальники цехов обедали пораньше, начальники служб завода — после них. Часа в два дня была очередь заместителей директора и гостей завода, куда причислили и нас. Напитки,
Жили мы в поселке Дземги около завода в двухэтажном деревянном доме, один из подъездов которого был отведен под заводскую гостиницу. Небольшие комнаты на две-три железные кровати. Туалеты, умывальники и душевые кабины в конце коридора. Зато на завод ходили пешком. Скромность быта нас не смущала. Ведь нам суточные платили с северной надбавкой. А это было 5 рублей 60 копеек вместо 2 руб 60 коп. в Новосибирске. И за место в заводской гостинице взимали 1 рубль 20 копеек с полной оплатой потом в Москве по предъявленным квитанциям.
Весна в Комсомольске поздняя. В мае деревья стоят еще голые. Яркое южное солнце уже растопило снег. Но почва еще скована льдом, и талая вода стоит бесконечными лужами. Я гуляю по лужам парка в Дземгах без шапки и в китайском просторном светло-сером плаще. Да, одевались мы тогда очень скромно. Даже у нас, представителей московского ОКБ, вещей было мало. А местная интеллигенция одевалась еще скромнее. Но это тогда никого не беспокоило. Уровень качества одежды у всех был одинаковым и считался нормальным.
Я невольно сравнивал серийные авиационные заводы, на которых бывал. Завод № 30 в Москве и завод № 153 в Новосибирске казались мощнее. Здесь же, на Дальневосточном, все было проще, миниатюрнее. Ритм производства замедленнее. Люди более спокойные и обстоятельные. Но качество сборки наших машин было достаточно высоким.
Могучая река возле заводского поселка Дземги имела ширину в несколько километров. Противоположный высокий берег казался довольно близким, но, когда мы на моторной лодке плыли к нему, он уходил от нас все дальше и дальше. Течение Амура было настолько быстрым, что плавать в реке было очень опасно — уносило течением. Поэтому зоны купания в воде были огорожены специальным забором.
Однажды, прогуливаясь по берегу, я наблюдал тренировку спортсменов-байдарочников. В воде было несколько одноместных и двухместных байдарок со спортсменами. На берегу располагалось длинное деревянное здание барачного типа — их база. Здесь же находились тренер и еще несколько спортсменов. И вдруг у меня на глазах одна из одноместных байдарок с девушкой переворачивается. Все застыли в оцепенении и ждут, что она сейчас выплывет из-под перевернувшейся лодки. Но проходит целая длинная минута, и люди осознают, что случилась беда. Другие байдарки подплывают к уносимой течением перевернутой легкой и изящной лодочке. Ребята переворачивают байдарку. А девушки нигде нет. Две лодки погнались по течению в надежде подхватить всплывшую девушку, но ее нигде не было. Потрясенный, я вернулся в гостиницу. Рассказал своим товарищам-москвичам, потом назавтра — заводским конструкторам. И мне поведали множество трагических историй о зловещем нраве Амура. Его быстрое течение формирует мощные потоки, которые, завихряясь, затягивают пловца на дно. Обычно раздутое тело всплывает только через неделю за несколько сот километров от места трагедии. Все помнили, что на отдыхе во время купания в одном из протоков Амура утонул старший военный представитель на заводе в чине полковника.
Тело юной спортсменки нашли через несколько дней далеко за городом.
Река Амур — это главная улица юного города в тайге. Автомобильных дорог, соединяющих город с окрестными поселками, практически нет. И жители города автомобилей не покупают. Зато многие состоятельные заводчане имели свои моторные лодки и катера. На берегу, слева от пристани «Дземги», раскинулась их огромная стоянка с крытыми навесами, сараями и причалами. Моторка — основной вид личного транспорта. В основном
Но главной целью всего этого личного флота жителей Комсомольска-на-Амуре была рыба. Если рыбаками были не все, то заготовителями дешевой амурской кеты были все владельцы лодок. Поймать эту красавицу длиной около метра в этом месте Амура было очень трудно. Она обитала чаще в мелких быстрых протоках гораздо выше по течению. Там же располагались нанайские стойбища и их рыбколхозы. Вот туда и плыли против течения владельцы моторных лодок за этой вкусной красной рыбкой и ее чудесной красной икрой. В основном преобладал натуральный обмен. Нанайцы предпочитали водку и пиво. Такса была постоянной. Огромная кетина менялась на бутылку пива, а на бутылку водки давали трехлитровую банку малосольной красной икры.
Правда, и в магазинах нашего поселка Дземги чудесная кета семужного посола свободно продавалась по смехотворной цене 1 рубль 47 копеек за килограмм. Там же продавался чистый 96-градусный питьевой спирт по цене шесть рублей за поллитровую бутылку.
Я тоже стал рыбаком. Сначала меня пригласил мой молодой коллега, конструктор бригады крыла СКБ. После работы встретились на берегу. Он дал мне свою «закидушку», а сам закинул две свои. Местное рыбацкое изобретение «закидушка» не отличалось особой замысловатостью. Кусок лески длиной метров пятьдесят аккуратно, виток за витком накручивают на цилиндрическую часть простой стеклянной поллитровой бутылки. Она нужна для того, чтобы леска при закидывании не перехлестнулась. Один конец привязывают к колышку на земле (чтобы «закидушка» не улетела), к другому привязывают увесистое грузило. В полуметре от грузила привязывают три поводка с обычными крючками. Вот и вся снасть.
Но сколько я ни бросал, хлеб с крючков съедался, а рыба не ловилась. Мне казалось, что крючки великоваты. Такой крупной рыбы, на которую они были рассчитаны, сейчас не было, а мелкая просто объедала крючки. Правда, и мой рыбак-учитель поймал в этот вечер только две небольшие касатки.
Касатку я видел в первый раз. Амур наполнен ею в изобилии. Она напоминает небольшого сома, но имеет три больших защитных шипа, расположенных в спинном и боковых плавниках. При опасности шипы встают и препятствуют заглатыванию касатки другой более крупной рыбой. Жареная касатка очень вкусна. И в уху ее добавлять очень хорошо. Рыбацкий азарт все же захватил меня. И на следующий день в нашем поселковом магазине я купил катушку немецкой лески, крючков меньшего размера, чем были у моего приятеля, и несколько свинцовых грузил. Пришел в гостиницу и начал мастерить свои первые три «закидушки». Они полностью соответствовали моим интуитивным представлениям о необходимых параметрах снасти. Результат не заставил себя ждать.
Следующий вечер на берегу величавого Амура был для меня радостным. Бутылкой для наматывания лески я не пользовался. Просто сматывал аккуратно леску с деревянной рогатинки на твердый песок берега. Рогатину с остатком лески втыкал в песок. Конец лески с грузилом и поводками, крючки которых были облеплены мякишем белого хлеба, я раскручивал над головой и закидывал как можно дальше. Натягивал леску и ждал. Вдруг леска в руке начинала трепетать. Как будто током ее начинало подергивать — это сигнал: тяни! Практически я использовал только одну закидушку. Иногда, когда поводки появлялись из-под воды, на каждом из трех крючков трепыхалась касатка. Трудно было ее снять с крючка. Во-первых, касатка глубоко его заглатывала. А во-вторых, как только я хватал рыбку за жабры, она мгновенно распускала свои шипы. Около двадцати касаток принес я в тот вечер в гостиницу, чтобы продемонстрировать московским коллегам свое рыбацкое искусство. А мой местный наставник в этот вечер не поймал ничего.