Неизвестный венецианец
Шрифт:
— Его тесть каждую неделю заказывает нам по две страницы рекламы для своего мебельного магазина. Приходится мириться. Раньше он был в отделе спорта, но как-то раз он ляпнул, что, оказывается, как он недавно узнал, американский футбол и обычный футбол — это разные вещи. Вот его и перевели ко мне. — Оба замолчали, призадумавшись каждый о своем. Странно, но Брунетти не без удовольствия отметил, что и у других есть подчиненные вроде Риверре и Альвизе. Его собеседнику было, наверное, от этого не легче. — Я постараюсь сплавить его в отдел политики.
— Отличное решение,
Брунетти положил трубку.
Он хотя и раньше предполагал, что все обстоит подобным образом, но действительность по абсурду превзошла его ожидания. Благодаря лишь чистому везению этот «местный источник» вышел на безмозглого репортера, готового распространять слухи о Маскари, не требуя доказательств. И видимо, «источник» очень торопился или был сильно напуган, что решил запустить свою версию в газету, словно такая статья могла подкрепить искусно сработанную легенду о «трансвестите» Маскари.
По делу Креспо пока все было глухо. Никто из его соседей не догадывался о его профессии. Одни думали, что он бармен, другие считали, что он ночной портье в какой-то венецианской гостинице. Никто не замечал ничего странного в предшествующие убийству дни, да и вообще это был обычный жилой дом, какие еще странности. Да, к синьору Креспо часто приходили гости, но он был очень общительный и приятный молодой человек, что же удивительного в том, что у него было много друзей?
Полицейские медики оперировали более четкими определениями: смерть наступила в результате удушения, убийца напал на жертву сзади, судя по всему, неожиданно. Ни следов половой активности, ни грязи под ногтями, но зато вся квартира в отпечатках пальцев, то есть работы там на неделю.
Он дважды звонил в Больцано. В первый раз гостиничная линия оказалась занятой, а во второй раз Паолы не было в номере. Только он поднял трубку, чтобы позвонить третий раз, в дверь постучали. «Avanti», — крикнул он, и вошла синьорина Элеттра с папкой, которую положила ему на стол.
— Dottore, там внизу кто-то пришел, и, мне кажется, это к вам.
Брунетти удивился: она не должна была ни докладывать, ни даже знать о его посетителях.
— Я просто относила вниз бумаги Аните и случайно услышала, что он говорит дежурному, — поспешила объяснить она, заметив недоумение Брунетти.
— А кто там пришел?
Она улыбнулась:
— Молодой человек. Очень хорошо одетый. — В устах синьорины Элеттры, которая явилась сегодня на работу в костюме легчайшего розовато-лилового шелка, произведенного, наверное, специально для нее особо искусными шелковичными червями, это звучало как высокая похвала. — И очень симпатичный, — добавила она с улыбкой сожаления, оттого что молодой человек спрашивал внизу Брунетти, а не ее.
— Может быть, вы проводите его ко мне? — предложил Брунетти, желая не только поскорее увидеть это чудо, но и предоставить синьорине Элеттре предлог перекинуться с ним парой фраз.
Теперь на ее лице появилась улыбка, предназначенная для простых смертных. С нею она и вышла. Вернувшись через пару минут, она постучала, вошла
— Комиссар, этот господин желает с вами поговорить.
Вслед за ней в кабинет вошел молодой человек. Она посторонилась, чтобы он мог подойти к столу. Брунетти встал и протянул ему руку, которую тот крепко пожал. У него была широкая и сильная ладонь.
— Пожалуйста, присаживайтесь, синьор, — сказал Брунетти и обернулся к синьорине Элеттре: — Благодарю вас, синьорина.
Она едва заметно улыбнулась Брунетти, затем посмотрела на молодого человека таким взглядом, каким, должно быть, Парсифаль смотрел на исчезающий пред ним Грааль.
— Да-да… Если вам что-нибудь понадобится, синьор, позвоните мне.
На прощание она еще раз взглянула на молодого человека и вышла, мягко прикрыв за собой дверь.
Брунетти сел и тоже взглянул на гостя. Тот был и вправду очень хорош собой: короткая стрижка, колечки кудрей на лбу и над ушами, тонкий нос, широкие ноздри, большие карие глаза, казавшиеся почти черными при его очень светлой коже. На нем был темно-серый костюм с синим галстуком. Когда их взгляды встретились, молодой человек улыбнулся, сверкнув белыми зубами:
— Вы не узнаете меня?
— Боюсь, что нет, — ответил Брунетти.
— Мы виделись с вами неделю назад, комиссар. Но при других обстоятельствах.
Брунетти вдруг вспомнил: рыжий парик, туфли на шпильках…
— Синьор Канале! Нет, я вас не узнал. Простите, пожалуйста.
— Ну что вы, я, наоборот, доволен, что вы меня не узнали. Это значит, что по профессии я совсем другой человек.
Брунетти не очень хорошо понял смысл последней фразы, но предпочел не уточнять.
— Чем я могу быть вам полезен, синьор Канале?
— Помните, когда вы показали мне рисунок, я сказал, что уже где-то видел это лицо?
Брунетти кивнул. Он что, газет не читает? Всем давно известно, что это Маскари.
— Когда я прочитал статью в газете и увидал его фотографию — как он выглядел на самом деле, — я вспомнил, где я его встречал. Рисунок, который вы мне показывали, был не очень-то точный.
— Пожалуй, вы правы, — согласился Брунетти, умалчивая о том, чем была вызвана эта неточность в изображении лица Маскари. — Так где же вы его встречали?
— Недели две назад он подходил ко мне на улице. — Заметив, как удивился Брунетти, он пояснил: — Нет, не подумайте, комиссар, он не за тем подходил. Его не интересовала моя работа. То есть то, чем я зарабатываю. Он интересовался мной.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, я был на улице. Вылезаю я из машины — от клиента — и прямиком к девочкам, то есть к мальчикам, а он подходит и спрашивает: вас зовут Роберто Канале и вы живете на виале Канова, тридцать пять? Мне тогда показалось, что он из полиции. Он был похож на полицейского. — Брунетти решил, что лучше не спрашивать почему, но Канале все равно стал объяснять: — Ну, понимаете: пиджак, галстук, деловой вид — и боится, что его неправильно поймут. Он спросил, я ответил, потому что решил, что он из полиции. А он и не говорил, кстати, что не из полиции. Я до конца так и думал.