Неизвестный Юлиан Семёнов. Разоблачение
Шрифт:
Я намеренно написал «нас»; нельзя делить историю на ту, которая делалась без нас, и ту, которую делаем мы; так или иначе мы есть правопреемники прошлого; задача заключается в том, чтобы выработать законодательные гарантии, которые позволят превратить страну в демократическое государство народного благоденства, а не в жупел страха; надо всегда помнить, что страхом долго не удержишь и конец «империй страха» был всегда сокрушающе-унизительным, — стоит лишь вспомнить Византию, да только ли ее одну?!
...Год жизни — это и мало и много.
Тысячи писем, поступающих от советских читателей и из-за рубежа, помогают нам выработать нашу линию.
Мы намерены и впредь:
1. Всячески содействовать Перестройке, бороться с ее недругами, с тайными саботажниками и открытыми врагами из фашистского
2. Выступать против всех проявлений шовинизма и национализма, делать все от нас зависящее, чтобы превратить нашу страну в Советское Сообщество Наций, Союз суверенных государств.
3. Выступать против всякого рода шараханий в политике и экономике, — хватит, натерпелись!
4. Требовать, чтобы с Красной площади были убраны кровавые преступники типа Сталина, Вышинского и иже с ними,— пора очистить святое место России от смердяковского тления!
5. Бороться за свободу предпринимательства, которое лишь и сможет решить все наши экономические проблемы: «Нет жандармам Административной системы!»
6. Продолжать публикации против организованной преступности, коррупции и взяточничества.
7. Выступать против той секретности, которая позволила Сталину и его банде создать камеры пыток, ГУЛАГ, расстрельные застенки, Катыни, а его ученикам — психушки и медленную мордовскую смерть...
Итак, «Совершенно секретно» — это Совершенно открыто. На этом мы стояли и будем стоять.
РЕЦЕНЗИИ
«ПУТЬ, КОТОРЫЙ СДЕЛАН» (о стихах и очерках Валерия Тура)
Начало 1960-х
Отношение к первокласснику, который перемножает двузначные числа, и определенно бытующее у нас опасение «перехвалить» молодого поэта, писателя, драматурга — категории где-то совсем близкие. И педагог и критик думают: «хвалить вслух еще рано, зазнается подопечный». Отсюда — педагог говорит домашним: «Вы себе не представляете, как талантлив Коля! Он умножает восемь на четырнадцать в уме!» Отсюда же критик говорит своему приятелю: «Старик, ты читал в седьмом номере рассказ Т-а? Как талантлив, а? Но — молод, молод! Подождем, посмотрим, что из него выйдет через годок, другой».
Не знаю кто и как, а мне такое воспитание молчанием представляется совершенно неверным. Очень умным и своевременным было выступление Наровчатова на страницах «Известий» о забытом критикой поколении сорокалетних. И еще одно поколение забыто критикой: это поколение двадцатилетних. Какими путями они идут в литературу, что является импульсом их творчества, где они черпают жизненный материал — все эти вопросы интересные и ответы на них будут диаметрально различны и поучительны. Об одном из двадцатилетних мне хочется сегодня рассказать. Так как преамбула уже несколько затянулась, я хочу остановиться на одном соображении: у нас считается несколько неэтичным писать о друзьях. Перед тем как сесть за эту маленькую статью, я долго думал: справедливо ли такое соображение, не отдает ли оно фарисейством? По-моему, в лучших традициях русской и советской литературы — слово друга о друге. Оно не обязательно обязано быть восхваляющим. Белинский не пощадил Гоголя именно потому, что любил его. Так что, по-видимому, нет ничего зазорного в том, когда хочется написать о друге, путь которого кажется интересным и точным. Писателя, о котором мне хочется сегодня рассказать, узнали многие читатели «Москвы», «Юности», «Октября», «Смены». География писателя: Камчатка и Москва, КараКумы и Бухара, Дагестан и горы Армении, глубинные районы издревле романтичной Грузии и дороги Прибалтики. Тема: люди труда. Жанр: лирические миниатюры и очерковые этюды, стихи и репортаж. Имя: Валерий Тур. Возраст: двадцать три года. Специальность: студент четвертого курса филологического факультета МГУ. Место работы: корреспондент журнала «Москва».
Сейчас человеку, рискнувшему работать в жанре очерка — куда как тяжело. Если в драматургии литературоведы насчитали всего три десятка сюжетов, то в очерке сюжетов, по-видимому, еще меньше. Уже было написано о героизме тех, кто строил Магнитку, прокладывал Турксиб, давал рекорды угля. Надо суметь сегодня рассказать о трудовых буднях так, как будто все
«Строгая мысль, упругое, будто желудь, слово, лаконичный, но яркий рисунок, — писал М. Стельмах, — таким предстал передо мной молодой поэт Валерий Тур».
Эти качества получили дальнейшее развитие в последних стихах В.Тура. Вот, к примеру, описание зимней Москвы:
Давай пойдем куда глаза глядят! Мой город! Ты прекрасен вечерами, Ты переполнен красными огнями, Как надвое разломленный гранат. Неон реклам глаза запорошил. Перебегают искры на сугробах. Летит метель на паре крыл багровых Вослед за стоп-сигналами машин...Мне нравится и стиль прозы Тура — его очерков, печатающихся в «Москве», в «Октябре», в «Юности». Он ведет свой поэтический репортаж так, что его не спутаешь ни с чьим другим стилем письма. Он относится к фразе бережно и робко, словно юный влюбленный. И еще: он не перестает удивляться и поражаться увиденным: а это ли не залог успеха в истинном творчестве. Что может быть утомительнее зрелища юного скептика, ничего в своей жизни не повидавшего, но зато составившего мнение обо всем? Такие юные скептики, с фигой в кармане, трусливо шушукающиеся друг с другом, кажутся мне жалкими и беспомощными, обреченными на полную импотентность в творчестве. Мне нравится, когда двадцатилетний парень рисково бросает занятия и уезжает в пустыню, к строителях бухарского газопровода. Мне нравится, когда он, обгорелый под фиолетовым расплавленным солнцем, вместе с работягами делает дело — днем, а по ночам, устроившись в палатке, слагает стихи. Мне нравится, когда молодой парень просит себе командировку не в северную столицу и не в Одессу, а уматывает на Камчатку и там проводит время не как праздный созерцатель, а как товарищ в работе, как помощник людей, профессия которых называется вулканолог. Когда мы с Туром поехали в Дагестан, то с помощью великолепного поэта Расула Гамзатова, которого мы назвали «седым юношей», нам посчастливилось забраться в самые глухие уголки Дагестана: в Верхний Гуниб и на Кривую косу — и поездка эта была не просто данью романтике дальних странствий, а необходимым компонентом в работе над поэтическим очерком, который Валерий Тур назвал «Нечаянные страницы».
И в этом очерке привлекает удивительная точность видения:
«Взгляните на узкогорлый кувшин в углу. Он похож на застывшее движение — не то взлетающая птица, не то девушка в медлительном танце. И приятно, что металл не новый, не блескучий, а потемневший, словно покрытый голубой хворобой.
По улице неспешно кляцает лошадь, пара легавых мельтешит под копытами. На всаднике клубится папаха, косматая и большая, как туча. Черные плечи бурки остры и приподняты, словно зачатки крыльев. Это — Абдул — егерь с дальнего аула».
Когда я читаю «Миниатюры» Тура, напечатанные в журнале «Москва» за этот год — а печатались они часто, — когда я читаю его очерки о вулканологах или строителях газопровода в пустыне, мне сразу же вспоминается цикл Николая Тихонова «Люди работ». Старого, очень любимого мною мастера и молодого писателя роднит неистовая влюбленность в тех, кому они посвящают свои строки. Неистовость в творчестве — великая штука. Рационализм в литературе хорош только, когда речь идет о способах приготовления домашнего киселя. Беспокойство, жажда дальних дорог, поиск своего героя на переднем плане великого сегодняшнего созидания — это залог большого успеха в литературе. Сейчас В. Тур написал пьесу «Кто убил Тома?» по мотивам романа Харпера Ли «Убить пересмешника». Пьеса принята Театром юного зрителя и скоро ее увидит столичный зритель. «Молодая гвардия», как и всегда, первым среди издательств, заметило работу молодого писателя и сборник его очерков сейчас на редакторском столе.