Неизвестный Юлиан Семенов. Умру я ненадолго...
Шрифт:
Я становлюсь на себя во имя вас и тебя. Стань чуть-чуть на себя во имя меня, которому не всегда так смешливо — весело — самоуверенно, как это кажется.
Я написал абракадабру. Прости меня за нее. Я тебя люблю.
1974 год
Е.С. Семеновой
Катя,
1. Люди мы по характерам совершенно разные, точнее — диаметрально противоположные друг другу. Во всем. Или почти во всем.
2. Такого рода союз разностей возможен в тех случаях, если:
а. Он любит ее так, что готов отречься от своего «я».
б. Она любит его так, что готова отречься от своего «я».
в. Он любит ее, и принимает ее «я» таким, каково оно есть.
г. То же — она.
д. Он, зная определенную сумму ее «я», которое его раздражает, обижает, унижает, страшит, — во имя карьеры или предстоящего наследства — идет на игру, стараясь не наступать «ей» на больные мозоли.
е. То же — она.
ж. Он так вышколен дисциплиной жизни, что закрывает глаза на все — только б дали спокойно существовать.
3. То же — она.
(есть еще сотня вариантов допустимостей, но все это, конечно, ерунда: любовь и семейные отношения логике не подвластны).
з. …Твоя ревность и твои бесконечные сцены всегда будут выгля деть гадко. Тебе больно это слышать? Мне также больно, чудовищ но больно то, что ты не хочешь понять, как мне трудно.
Вообще трудно. Я не знаю — что писать и как писать, поэтому я не могу сидеть на месте, мечусь, звоню, езжу, ищу для себя выход.
Если бы ты любила меня, то есть если бы ты «настроилась» на меня, ты не могла бы не понять этого, ибо ты умная женщина. «Я» тебя во всей нашей структуре не интересую.
Тебя интересует собственная персона — не оскорбили ли, сказав тебе что-то, посмотрев так-то, усмехнувшись на что-то.
Тебе нужно, чтобы тебя все время «утверждали» со стороны: сама ты утверждаться — дисциплиной, разумом, ответственностью — не хочешь, ибо это трудно и утомительно, и, действительно, это заставляет человека все время быть в состоянии постоянного напряжения.
Конечно же плыть по течению и уповать на случай, на других, на рок и судьбу — всегда легче. Легче, если бы не наши дети.
4. Это, в конечном счете, сейчас самое главное.
Однако она в период наших скандалов, которые никто из нас не считает нужным от нее скрывать, делается неуправляемой.
Со мной — во всяком случае. Ее совет мне — «уезжай куда-нибудь» был бы легко выполним, если бы я не был самим собой, если бы я не думал постоянно — как у нее сложится дальнейшая жизнь, а это, видимо, определится в течение ближайших двух-трех лет.
Итак, как же быть, Катя? Я становлюсь совсем неуправляемым, когда меня подозревают или обвиняют в том, чего нет. Вообще-то, лучший способ толкнуть человека на путь преступный — это обвинить его в несуществующем преступлении.
Ты другой стать не можешь — категория семейной дисциплины тебе неведома, ты человек крайнос- тей — или поцелуи, или ссора и ледяной дом. Что же нам делать? Я не знаю. Мне очень плохо, Катя.
Решай сама, как быть. Так, как есть, — дальше нельзя. Но я пишу и понимаю, что ничего не изменится, ибо я привык полагаться на себя, во всем — на себя.
Что делать, Катя?
1974 год
Катя!
Наши отношения, по-моему, зашли в тупик. Было бы глупо и неразумно начинать ретроспективный анализ причин, породивших этот тупик: мы завязнем в этой нудной работе — я стану вспоминать Архипку, ты — Нонну, я — коктебельский мордобой, ты — Яну, я — «мне без тебя было спокойней» (это после Вьетнама), ты — письмо Анжелы и т.д. и т.д.
Ты станешь говорить о моем хамстве, а я — о твоей постоянной ревности, ты — о моих товарищах, чересчур многочисленных и разномастных, я — о твоей нелюбви к людям, о твоем нежелании понять, что каждый человек создан по-своему: из добермана никогда не выйдет борзая.
Проблема «постели», которая претерпела в наших отношениях также известный генезис (от «без постели у нас все кончается» — беседа в машине во время пасторальной поездки по Бугровскому шоссе, до «мне это абсолютно не нужно» — во время последних разговоров, но теперь, как я понял, ты снова возвращаешься к прежней точке зрения), остается проблемой не только потому, что я за эти годы несколько устал.
Дело заключается в том, что в подоплеке понятия «мужчина» лежит понятие «мужество». Я не очень трусливый человек и в общем-то ничего не боюсь, но я ужасно, трусливо боюсь поздороваться с Беллой Ахмадулиной на дорожке на Пахре, опасаясь, что из калитки это можешь увидеть ты.