Неизвестный Юлиан Семенов. Умру я ненадолго...
Шрифт:
Во-вторых, без и вне русской науки планета Земля также немыслима: Ломоносов, Лобачевский, Менделеев, Даль, Пирогов, Иван Павлов, Бердяев, Вернадский, Сахаров, Королев…
В-третьих, — к нашему общему стыду, — именно русская военная мощь держала Чехословакию, Польшу, Венгрию, Афганистан (да только ли эти страны?!).
Так что кричать, мол, «наших бьют!» — несколько смешно, а уж необъективно, — во всяком случае. Дело, видимо, в другом. Действительно, Российская Федерация, русский народ живут, — в первую очередь с точки зрения материальной
Если в 1921 году, после Кронштадтского восстания, с введением ленинского нэпа (то есть допущение капитализма, ставки на кооперативы, концессии, СП, права собственности), землю действительно отдали крестьянам и благодаря этому, накормив страну, вновь начали продавать русский хлеб за границу, то фабрики рабочим так никогда отданы не были: лишь Перестройка поставила этот вопрос на повестку дня.
Что такое «фабрики — рабочим»? Не в митинговом, а в реальном смысле? Это значит, что я, рабочий Пархитько, мастер Гогоберидзе, инженер Иванов, получаю часть от произведенного мною продукта, выраженную через полученную мною фабрикой прибыль, а не гро-85шовую зарплату, произвольно начисленную мифически — всемогущими госкомценами, министерствами, комитетами, комиссиями, главками, отделами, секторами.
Я — рабочий, мастер, инженер — знаю, что стоимость автомобиля, собранного мною на конвейере за день, равна, к примеру, пяти тысячам рублей. Вот и изволь, Совет трудового коллектива, начислять мне процент от этой стоимости, а не отмусоли-вай с потолка шесть рублей в день.
Если мой автомобиль пробился на мировой рынок, — доплачивай мне процент в валюте. Такой же принцип, естественно, распространяется на выработанный уголь, нефть, телевизоры, хром, марганец, электроэнергию, обувь…
Если перейти к такого рода принципу собственности, то, действительно, фабрики будут принадлежать трудящемуся на них человеку, а не Системе, умеющей лишь грабить и запрещать.
Итак, ленинское «фабрики — рабочим» так и не было осуществлено на практике. О каком же тогда «ленинизме» мы говорим? При социализме люди должны жить лучше, чем при капитализме (то есть при частной собственности и свободном рынке). Факты сви- детельствуют, что мы живем значительно хуже, чем при капитализме. Так, может быть, — при нашей страсти к терминам, — мы согласимся с тем, что на Западе существует не что иное, как социализм, а у нас — феодальный капитализм?
Проснувшееся национальное самосознание России, таким образом, в первую очередь связано с экономическими проблемами народа, живущего отменно плохо. Явления шовинизма исчезнут, когда люди станут жить по-человечески, уйдет та питательная среда, на которой спекулируют наши доморощенные национал-социалисты и фашисты.
Так же как, по-моему, отомрут явления национализма, вызванные тем, что узбекские хлопкоробы, эстонские сыровары, украинские энергетики и грузинские чаеводы вынуждены месяцами ждать указаний и распределений от московских бюрократов. Не о русофобии надо говорить, а о бюрократофобии, о тех, кто, оказавшись в начальственных кабинетах Системы («надежда мира, сердце всей России, Москва-столица, моя Москва»), норовил и норовит
Живя большую часть времени на Украине, я украинского национализма не встречал ни разу; а вот пробудившееся самосознание — повсеместно, и этому высоко рад.
Вопрос: «Как Вы относитесь к тому, что в Конституции понятие “личность” фигурирует весьма и весьма редко?» (Из письма Николая Сидорова, Псков.)
Ответ: Я пишу свои предложения о корректировке отдельных слов в Конституции (о «личности» — в первую очередь, Вы правы, ибо 86между «гражданином» и «личностью» существуют серьезные различия.) После того как я закончу эту работу, намерен отправить предложения президенту Горбачеву.
Вопрос: «Когда будет реабилитировано движение генерала Власова? Ведь большинство командиров РОА (Российской освободительной армии) были репрессированы, именно поэтому они и поднялись против Сталина». (Из письма Елены Нефедовой, Киев.)
Ответ: Кавалер Ордена Отечественной войны Солженицын поднялся против Сталина, находясь в рядах Красной Армии, а не под знаменами Гитлера. Генерал Власов был любимцем Сталина, а вот маршалов Рокоссовского и Мерецкова, героя партизанского движения генерала Руднева, наркома Ванникова подвергли пыткам в сталинских застенках, однако к национал-социалистам они не переметнулись.
Другое дело, рядовые члены РОА, — среди них были такие, кто был вынужден спасаться, предпочитая временное пребывание у Власова (с последующим переходом фронта — от немцев к русским) гибели в гитлеровских концлагерях. В этом случае необходим индивидуальный подход к каждому конкретному эпизоду. Реабилитация власовского движения как такового мне представляется безнравственной по отношению к памяти о миллионах погибших солдат и командиров Красной Армии, спасших мир от кошмара расистского нацио- нал-социализма.
Другое дело — генералы Деникин, Алексеев, Врангель. Полагаю, пришло время серьезно отнестись к их памяти и теоре- тическому наследию.
Вопрос: «Как Вы относитесь к вопросам о том, какой быть Советской Армии? Ваше отношение к армии вообще?» (Из письма Олега Молодцова, Кемерово.)
Ответ: Мой отец входил в Берлин в апреле 45-го тридцатисемилетним полковником Красной Армии. Меня — в сталинские времена — спасал от ареста (сколько мог) генерал Попов, заведующий военной кафедрой Института востоковедения.
Но, как и все, я не могу терпеть того, что происходит сейчас в армии: дедовщина, разъединенность солдат и офицеров, ужасная форма, оторванность от общественной жизни страны, дикие жилищные условия, в которых вынуждены жить офицеры и прапорщики, именно поэтому — я за открытую и бескомпромиссную критику безобразий.
Но я категорически против замалчивания великого подвига Красной Армии в борьбе против гитлеризма. Несмотря на то что Сталин уничтожил лучших военачальников и командиров, несмотря на то что он до последней минуты свято верил своему союзнику Адольфу Гитлеру, армия смогла спасти мир, — не благодаря Сталину (заградбатальоны), а вопреки ему («Велика Россия, да отступать некуда — за нами Москва!»)