Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу
Шрифт:
ПОТАПОВ. Все за упокой да за упокой… Когда же во здравие ударят?
Картина вторая
Контрразведка белых. Здесь полковник ГИАЦИНТОВ и князь МОРДВИНОВ.
ГИАЦИНТОВ. Юрочка, князь, плюньте на все это, право. Вас непременно у красных схватят и шлепнут в чекистском подвале.
МОРДВИНОВ. И это мне говорит полковник Гиацинтов! Чтобы сохранить себя, белую демократию, свободу – надо драться.
ГИАЦИНТОВ. В России истинную демократию можно создать и сохранить только
МОРДВИНОВ. Перестаньте, Кирилл, это цинизм.
ГИАЦИНТОВ. Отчего это всегда считается в России цинизмом умение смотреть правде в глаза?
МОРДВИНОВ. Можно подумать, что вы меня пригласили для того, чтобы отговаривать…
ГИАЦИНТОВ. Ну что ж? Я испробовал все пути. Имейте в виду: я и мои люди играем в жмурки со смертью. Итак, князь, сейчас моим противником номер один становится Василий Блюхер, назначенный после нашей победы военным министром в Читу. Вы должны будете сделать все, чтобы не допустить кадровиков в его армию. Необходимо оставить красных с их быдлом. Без кадровых военных они нам противостоять не смогут. С красным быдлом у меня работают анархисты. Скоро в тылу у Блюхера вспыхнут анархистские бунты. Но это – помимо вас. Вы просто услышите отзвуки паники у красных – нет ничего труднее, как победить русскую стихийную анархию. Не помогайте вы, не надо. Занимайтесь одним: готовьте уничтожение Блюхера! Откровенно говоря, в случае, если вас схватят при попытке ликвидировать Блюхера, – вас ничто не спасет. Если вас схватят случайно, давайте чекистам показания, что вы – раскаявшийся связник, который был отправлен мной на встречу с руководителем белого подполья в Чите к генералу Гржимальскому.
МОРДВИНОВ. Неужели Гржимальский тоже наш?
ГИАЦИНТОВ. Увы. Нет.
МОРДВИНОВ. Тогда это подлость!
ГИАЦИНТОВ. Если вы пришли к нам, князь, вам придется пересмотреть прежние понятия подлости.
МОРДВИНОВ. У вас голос, как у актера, с модуляциями.
ГИАЦИНТОВ. Так понятно: мы тоже лицедеи, только без зрителей. Иной раз такой бенефис разыгрываешь, чтоб кого надо уломать, – боже мой! Может, останемся тут, в «Версале»? Скоро съедутся лучшие люди города, станем кутить.
МОРДВИНОВ. Кто приедет?
ГИАЦИНТОВ. Редактор «Вечерней газеты» Ванюшин, профессор Гаврилин с Сашенькой, секретарь премьера Фривейский.
МОРДВИНОВ. Гаврилинская дочка, по-моему, стихи пишет.
ГИАЦИНТОВ. Да. Ее издали в Париже. Талант. Едем.
МОРДВИНОВ. Ненавижу русские кабаки.
ГИАЦИНТОВ. Напрасно. Кабак – лучший барометр истинного положения в государстве. Наш народец в кабаке после подпития, словно тетерев на току, про осторожность забывает, все свое нутро вываливает, пташечка моя. Ну, я пошел…
Картина третья
Ресторан «Версаль». Входит ПОЛОВОЙ. Он быстро прибирает стол. В отдельном кабинете появляется ИСАЕВ. Он – подчеркнуто франтоват.
ПОЛОВОЙ. Ваш сиясь, пожалте за махонький столик к окошку, большой занят-с. Сей момент вам накрою к ужину…
ИСАЕВ садится лицом к окну, спиной к большому столу. Появляются ВАНЮШИН, САШЕНЬКА и ее отец, профессор ГАВРИЛИН.
ВАНЮШИН. Друзья, мы накануне великой победы! У меня сейчас такое веселое настроение, что все время хочется жрать водку. Зараза, сучий змей!
ГАВРИЛИН. Когда вы начнете браниться по «Толковому словарю» Даля – предупредите меня, я уведу дочь.
ВАНЮШИН. Сашуля, папа – ханжа! Гаврилин, ваша дочь – единственная одаренная поэтесса, ей не надо бояться жизненных гримас! Я учусь русскому языку, читая матерные надписи на заборах!
ГАВРИЛИН. К чему эта бравада, Николай Иванович?
ВАНЮШИН. Любил барин нотации читать!
ГАВРИЛИН. Я читаю нотации только лакеям, если подают пересушенное мясо вроде этого.
ВАНЮШИН. А вот я мяса никому не подаю, а все равно – лакей! Газеты в России нужны только ожиревшим меценатам, на десерт к сладкому. Я им печатное слово и поставляю!
САШЕНЬКА. А интеллигенция?
ВАНЮШИН. Сашенька, наша интеллигенция похожа на существо с большой головой, но без рук! И с языком. Болтать можем, а делать – нет. И другу на ухо шептать о том, что плохо, и спиваться помаленьку.
САШЕНЬКА. Вам бы застрелиться.
ВАНЮШИН. Ха-ха! Я хочу жрать кислород – единственное, что человеку отпускают бесплатно!
В отдельный кабинет врывается пьяный казачий ОФИЦЕР/ В руке у него горн. Он стоит, раскачиваясь.
ГАВРИЛИН. Что вам угодно?
ОФИЦЕР. Попеть хочу.
ОФИЦЕР горнит кавалерийский марш.
ВАНЮШИН. Вы, случаем, не Бетховен?
ОФИЦЕР. Я те, сука, покажу Бетховена!
ОФИЦЕР идет к столу и ударяет по нему горном.
Вста-ать всем! Пойте за мной «На Дерибасовской открылася пивная! Там собиралася компания блатная!»
ВАНЮШИН. Вон отсюда, хам!
ОФИЦЕР начинает доставать пистолет из кобуры. Тогда ИСАЕВ, сидевший за отдельным столиком, быстро подходит к офицеру, вырывает у него из руки револьвер и бьет в ухо. ОФИЦЕР падает, что-то кричит. Вбегают два половых и уводят ОФИЦЕРА.
Господи, или я сошел с ума! Исаев? Максим Максимович! Откуда вы? Мы считали вас погибшим! Господа, это Исаев, мы вместе работали в пресс-группе Колчака! Откуда?
ИСАЕВ. Только-только из Берлина.
ВАНЮШИН. Кому служите?
ИСАЕВ. Идее.
ВАНЮШИН. Идеи идеями, а жрать тоже надо. С этой минуты вы служите в моей газете обозревателем. Знакомьтесь, господа, это наш друг.
ИСАЕВ обходит всех. Здоровается, повторяя: «Исаев, очень приятно. Исаев. Очень рад».
ГАВРИЛИН. Вот как в наше время делаются дела.
Входит секретарь премьера ФРИВЕЙСКИЙ.
САШЕНЬКА. И перемежайте свои будущие статьи сообщениями о бегах, тогда вас полюбит самый могущественный вельможа – секретарь премьера Фривейский.
ФРИВЕЙСКИЙ. Сашенька, вы без ярости ничего не можете. Разваливается голова, мечтаю о кофе.
ВАНЮШИН. Знакомьтесь.
ИСАЕВ. Очень приятно. Исаев.
ФРИВЕЙСКИИ. Фривейский. Вы тоже лошадник? Обожаю бега. Обожаю. Но это не от корысти, во всем виновата Анна Каренина.