Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу

Семенов Юлиан

МЕРКУЛОВ. В духе братства и взаимопонимания.

ФРИВЕЙСКИЙ. «Франс Пресс»: не могут ли переговоры быть прерваны?

МЕРКУЛОВ. Пусть эту мечту лелеют красные кровопийцы.

ФРИВЕЙСКИЙ. Семенов дает интервью в соседнем зале, Спиридон Дионисьевич. Представитель «Берлинер нахрихтен» сказал мне, что Семенов сдержан в оценках.

МЕРКУЛОВ-МЛАДШИЙ. А ты скажи берлинцу, что военному человеку к лицу сдержанность.

МЕРКУЛОВ. Коля, давай обсудим план дальнейших переговоров.

МЕРКУЛОВ и ФРИВЕЙСКИИ продолжают о чем-то тихо говорить. Свет, освещающий

их, становится зыбким и слабым. В то же время высвечивается яркими прожекторами просцениум. Сюда выбегают несколько журналистов с фотоаппаратами, магниевыми лампами. Они о чем-то быстро говорят по-английски и по-французски. Вместе с ними – ИСАЕВ. Появляется ЧЕН.

ИСАЕВ. Ого, я вижу, спекулянты тоже интересуются ходом переговоров?

ЧЕН. А почему бы нет? Исход переговоров скажется на курсе биржи.

ИСАЕВ. Хотите заработать? Купите эту бумажку, она стоит тысячу долларов, продайте американским журналистам.

ЧЕН (прочитав бумагу). Плачу сто.

ИСАЕВ. Бросьте. Полтысячи и ни цента меньше.

ЧЕН. Двести пятьдесят – последнее слово.

ИСАЕВ. Будьте вы прокляты. Держите.

ИСАЕВ уходит. ЧЕН подходит к американскому журналисту КЛАРКУ.

ЧЕН. Привет американской прессе!

КЛАРК. Привет выдающемуся жулику.

ЧЕН. Это тоже должность. У вас есть с собой три тысячи долларов?

КЛАРК. У меня есть с собой чековая книжка, это дороже.

ЧЕН. Выпишите чек на три тысячи.

КЛАРК. Пятьсот. Что у вас есть? Меха? Женьшень?

ЧЕН. Деньги на бочку.

КЛАРК. Можно подумать, что я вас хоть раз обманывал.

ЧЕН. Тоже справедливо. Держите.

КЛАРК (читает). «Я, атаман Семенов, обращаюсь к тебе, народ русский! С болью в сердце я вижу, что здешние мягкотелые правители медлят и не зовут вас на борьбу! Посему я объявляю их свергнутыми и беру на себя вою полноту власти!» Ну что ж… Это сенсация…

ЧЕН. Деньги.

КЛАРК выписывает чек и сразу уходит, журналисты расходятся кто куда. Свет на просцениуме гаснет. Все ярче освещается стол, за которым сидят МЕРКУЛОВЫ. Здесь сейчас ВАНЮШИН.

МЕРКУЛОВ. Все-таки придется отдать Семенову портфель военного министра.

МЕРКУЛОВ-МЛАДШИЙ. Боюсь, что это – единственный шанс уломать старого козла.

Входит ФРИВЕЙСКИЙ.

Ванюшин, надо давать сегодня комментарий – «Бой за монолитность нашу выигран».

ВАНЮШИН. Ну что ж… Если так – через полгода будем в Москве.

Входит японский генерал ТАЧИБАНА.

ТАЧИБАНА. Господа, вы слыхали заявление Семенова?

МЕРКУЛОВ. Оно еще не сделано им, генерал.

ТАЧИБАНА. Оно уже сделано для американцев. Он объявил вас низложенными.

МЕРКУЛОВ-МЛАДШИЙ. Ванюшин, что делать?

ТАЧИБАНА. Главное – не горячиться. Сейчас пригласим атамана и вместе постараемся все урегулировать, мне непонятна столь быстрая смена настроений у Семенова. Это – загадочное заявление.

МЕРКУЛОВ-МЛАДШИЙ. Никаких регулировок! Ванюшин, давайте в газету сообщение об аресте атамана.

ТАЧИБАНА. Если вы не договоритесь с Семеновым, мне будет трудно помогать вам дальше.

МЕРКУЛОВ. Как прикажете понять?

ТАЧИБАНА. Понять это просто. Мы можем помогать только реальной, единой силе.

МЕРКУЛОВ. Фривейский, узнай, где атаман.

ФРИВЕЙСКИЙ уходит.

Попытка – не пытка, хотя данная попытка – настоящая пытка для нас.

ТАЧИБАНА. Это – мудрый акт.

Возвращается ФРИВЕЙСКИЙ.

ФРИВЕЙСКИЙ. Атаман уехал к себе на пароход.

МЕРКУЛОВ-МЛАДШИЙ. А что, ежели он свои войска собирает?

МЕРКУЛОВ. Переговоры прерваны не по нашей вине! Семенов – вне закона. Компромисс невозможен.

МЕРКУЛОВ и ФРИВЕЙСКИЙ уходят.

ТАЧИБАНА. Господин Ванюшин, мы – тихая нация, мы мало говорим, но поступаем по закону здравомыслия. В такой ситуации нам будет глупо отказываться от переговоров с красными, ибо в стане наших друзей начинается разброд.

ТАЧИБАНА уходит. ВАНЮШИН остается один и бурчит под нос ругательства. В кабинет осторожно заглядывает ИСАЕВ.

ИСАЕВ. Николай Иванович, стенографистка прибыла.

ВАНЮШИН. Пошлите ее к черту.

ИСАЕВ. Заманчивый маршрут.

ВАНЮШИН. Зря смеетесь. Все не так радостно, как казалось утром.

ИСАЕВ. Обойдемся с Божьей помощью.

ВАНЮШИН. Дело сложнее, чем вы думаете. Боюсь, что японцы могут начать тур вальса с красными. Одна надежда: красные станут в позу: мол, с империалистами не желаем разговаривать. Они любят эдакие детские фразочки. А если согласятся на переговоры с японцами – трудно нам будет, трудно. Едем в офис, будем думать, как обмануть Блюхера.

Картина пятая

Кабинет военного министра ДВР БЛЮХЕРА в Чите. Сейчас в кабинете БЛЮХЕР и японский консул ШИВУРА.

ШИВУРА. Позволит ли господин русский министр, самый молодой военный министр в мире, оторвать несколько мгновений его драгоценного времени?

БЛЮХЕР. Позволит, чего там…

ШИВУРА. Весьма благодарен. Направляясь к вам, я не уставая восторгался восхитительной красотой читинского неба, чуть тронутого отблесками ранней зари, а потому похожего на гравюры мастеров позднего Ши-Чжу-синя.

БЛЮХЕР. Не согласен, милый Шивура. Мастера эпохи позднего Ши-Чжу-синя любили писать воду, особенно морские заливы, причем при закате солнца. Сегодняшняя утренняя заря скорее похожа на живопись мастеров школы Намато.

ШИВУРА. Мой дорогой министр, я потрясен вашей эрудицией.

БЛЮХЕР. Мы эдак не выцарапаемся из обоюдных комплиментов. С чем пожаловали, валяйте начистоту.

ШИВУРА. Наша концепция – это концепция разумного и выгодного мира. В том случае, если ваше правительство, измученное войной, захочет найти почву для переговоров с правительством божественного Микадо, все сдвинется с мертвой точки.