Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу
Шрифт:
ИСАЕВ. Сумма астрономическая.
ФРИВЕЙСКИЙ. В кусты? Испугались, пташечка моя?
ИСАЕВ. Согласен.
Появляется ВАНЮШИН.
ФРИВЕИСКИЙ. Утвердите наше пари, Ванюшин. Я ставлю против исаевской Реганы три тысячи. Выплата наличными немедленно.
ВАНЮШИН. Два сумасшедших.
ФРИВЕЙСКИЙ уходит.
Что вы наделали? Проиграетесь в пух! Такие деньги.
ИСАЕВ. Зато выиграю Фривейского. Иметь такого надежного человека совсем не плохо для
ВАНЮШИН. А если, паче чаяния, выиграете – он вас возненавидит… У него таких денег нет…
ИСАЕВ. Я – добрый… Он меня простит…
ВАНЮШИН. Стану сегодня пить! Мерзостно мне сегодня!
ИСАЕВ. Что-нибудь случилось?
ВАНЮШИН. Ничего особенного. Боюсь – проиграем выигрышную партию. Я верил в то, что Меркуловы договорятся с атаманом. Начались распри… А распри в России – начало гибели.
ИСАЕВ. Интересно, сколько надо Спиридону Дионисьевичу отступного, чтобы он свое кресло уступил?
ВАНЮШИН. Кому? Гиацинтову? Или Фривейскому? Мелюзга кругом. Взятки берут не борзыми – просто сигаретами. Черт с ним… Будем жить, пока живется. Вообще-то расстраиваться пока рано, все решит наше наступление.
ИСАЕВ. Скорее бы… Когда? Тянут, тянут…
ВАНЮШИН. Видимо, скоро, потому что Гиацинтов какую-то кровь затевает.
ИСАЕВ. Занятно. Чью же?
ВАНЮШИН. Человеческую – чью еще. А после человеческой много людской литься начинает. Вот так и идем мы к нашей белой мечте кровавой дорогой. Ну-ка, налейте мне водки, нет-нет, в большую, в синенькую, пожалуйста.
ИСАЕВ. Узнать бы – кого они собираются отправить к праотцам: первыми б вышли с сенсацией. Не иначе ведь кого-то из красных…
ВАНЮШИН. Это естественно. А какая нам с вами разница в конце концов?
Картина восьмая
Ночь. Номер гостиницы. С улицы чуть слышно доносится протяжная японская мелодия. В кровати – спящий БЛЮХЕР.
Чуть приоткрывается дверь, и в комнату входит ИЦУВАМО, начальник разведки Японии. Он осторожно подходит к кровати Блюхера и достает у него из-под подушки браунинг. Включает ночник. Возле двери замирают два японца в штатском.
БЛЮХЕР. Что? Кто?
ИЦУВАМО. Здравствуйте, Блюхер. Ваши разведчики не показывали вам мою фотографическую карточку? Нет? Я – Ицувамо, начальник разведки империи.
БЛЮХЕР. По какому праву вы влезли в мой номер?
ИЦУВАМО. Зачем вы так громко говорите? Я пришел засвидетельствовать вам почтение и тут же откланяюсь, если вы попросите меня остаться…
БЛЮХЕР (сев в кровати). Сколько?
ИЦУВАМО. Что-что?
БЛЮХЕР. Сколько опрашиваю, будете предлагать?
ИЦУВАМО. Я не в лавке, а вы не мелкий торговец. Не считайте людей вокруг глупее вас. Это совесть человека, который относится к вам доброжелательно.
БЛЮХЕР. Дальше?
ИЦУВАМО. Дальше я обращусь к вам с просьбой, предложив взамен нашу незримую помощь. Не отказывайтесь от нашей помощи, не советую.
БЛЮХЕР. Не вертите, не вертите. Какая просьба?
ИЦУВАМО. Мне не будут нужны данные о численности ваших бригад и полков. Я их знаю не хуже, чем вы. Мне не нужно знать план вашего сильного забайкальского укрепрайона. Я знаю все, что происходит у вас в штабе, Василий Константинович. Я знаю, что вам сейчас воевать практически невозможно. Вот мне и надо, чтобы вы посоветовали руководству правительственной делегации эти наши требования принять.
БЛЮХЕР. А меморандум каков?
ИЦУВАМО. Очень хочется узнать?
БЛЮХЕР. Очень.
ИЦУВАМО. Угощайтесь, вкусные сигареты…
БЛЮХЕР (смеется). Небось отравленные?
ИЦУВАМО. Это крайняя мера, еще рано.
БЛЮХЕР. Ну, так каковы ж будут требования?
ИЦУВАМО. Услуга за услугу, Василий Константинович.
БЛЮХЕР. Э, нет, господин хороший. Вы всегда скажете в случае чего, что я достал текст японских требований неофициальным путем, и все это ложь, и русские ведут себя провокационно, чтобы сорвать переговоры.
ИЦУВАМО. Зачем вы так плохо обо мне думаете? Разведчики – обязательные люди.
БЛЮХЕР. Шрамик у вас на роже не от битья?
ИЦУВАМО. От битья. Лупили меня по роже. Обожает русский народ обидными намеками изъясняться, мочи нет.
БЛЮХЕР. Смешно подметили. А за что лупили?
ИЦУВАМО. За то, что желтый. Я, изволите ли видеть, в течение десяти лет служил няней в доме русского генерал-губернатора. Так вот от него шрамик. За то, что носовые платки плохо выстирал.
БЛЮХЕР. Крепко нас не любите?
ИЦУВАМО. Вы имеете в виду красных или вообще нацию?
БЛЮХЕР. Теперь вся нация красная, куда ни крути.
ИЦУВАМО. Оттенки пока сохраняются.
БЛЮХЕР. Скоро сойдут.
ИЦУВАМО. Постараемся задержать процесс. Про восстание анархистов, кстати, еще вам не доложили? Доложат. Полыхают ваши тылы, полыхают. Один комиссар Постышев жидковат, поколотят его, сугубо поколотят… Так что ж – дружба?
БЛЮХЕР. Не выйдет, няня. Хорошо, что про шрамик свой вовремя рассказал, а то б я тебя промеж глаз звезданул. У меня кулак-то, видишь, какой? Потрогай, потрогай, не бойся. Чудак.
ИЦУВАМО. Да, я вижу. Кулачок весьма тяжел.
БЛЮХЕР. Ну ладно, поговорили – и будет, я спать хочу.
ИЦУВАМО. Всего хорошего, Василий Константинович.
БЛЮХЕР. Спокойной ночи, няня. Пистолетик только мой верни, а то это несолидно получается, вроде как воровство.
ИЦУВАМО. Пожалуйста, вот он.
БЛЮХЕР. На столик положи, пусть его лежит.
ИЦУВАМО. Мне жаль вас, Блюхер.
БЛЮХЕР. Что вы говорите?!
ИЦУВАМО. Да-да. Вы уже погибли, потому что говорили со мной. А это вам всегда могут поставить в вину. И я при необходимости эту нашу беседу подтвержу. В том случае, если вы же захотите снова встретиться со мной. Вы приятны мне, Блюхер. Поверьте, людям моей профессии можно ошибаться только раз в жизни – вы станете великим человеком. Но чем больше величие, тем страшнее падение. До свидания, примите мои извинения. (ИЦУВАМО выключает свет, и трое исчезают из номера Блюхера.)