Некролог
Шрифт:
– Ты написал?
– уточнил капитан.
– Да нет же!
– рассердился Павел.
– Кто-то написал некролог для меня, будто я умер. Я посчитал это глупой шуткой... чепухой, случайным совпадением, а вот сегодня...
– Хочешь сказать, пытались убить тебя?
– А какой смысл убивать нищего?
– Тут ты прав, - капитан задумался.
– И какие будут соображения? У тебя есть враги? Кто-то желает твоей смерти?
"Враги... вра-ги", - мысленно проговорил Павел, разделяя неприятное слово на слоги.
Два месяца назад Павел поругался с Носковым. Носков
– Сильно обиделся?
– спросил капитан.
– Мог выстрелить?
– Едва ли, - ответил Павел.
– Трепач он. Трепач и позёр. Но не более.
– Ценная информация.
– Капитан посмотрел на часы, давая понять, что напрасно тратит время.
Была ещё Азиза Ветлицкая - ничтожнейшего вида пигалица, выпускница литературного института. Полгода (примерно) назад она брала у Павла интервью (писала дипломную работу об интернет-изданиях России). Когда Павел вспоминал эту встречу, в его душе вздымались самые тёмные жестокие волны, хотелось взять эту мартышку за горло и трахнуть башкой об стену. Повторить эту процедуру несколько раз, чтобы как следует поняла.
Беседа началась вполне миролюбиво, Павел даже позволил себе подмигнуть молодой коллеге (так он полагал) и предложить утренний кофе - как лучшее время для откровенностей. Азиза брезгливо отвергла предложение. Она (это выяснилось в процессе разговора) вообще не считала Павла журналистом, "И уж тем более вы не писатель, - сказала она.
– Приставку "псевдо" необходимо применять, когда речь заходит об интернет-изданиях. Псевдо-писатели, псевдо-журналисты". От неожиданности смешавшись, Павел спросил, отчего такая строгость? "Или мы рылом не вышли?" На что получил ответ, что "вся эта писанина в Интернете гроша ломанного не стоит. Вы не несёте ответственности за свои слова. Вам позволительно нести чушь". Отчасти это было верно, а потому уязвило особенно сильно.
"Рассказать о Ветлицкой?" - подумал Павел, и понял, что мысль эта глупа.
Полицейский подписал пропуск и протянул его Паше: - Свободен! Не выезжай из города, об изменениях места жительства информируй. И без фокусов, парень!
Павел посмотрел на пропуск и представил, как выходит на "свободу": пустые улицы, одинокие фигуры... быть может, дождь или туман... В одно мгновение город стал злым и враждебным - стрелок может прятаться за каждым деревом!
– А нельзя меня, - Павел сложил пальцы клеткой и мотнул головою назад, в недра здания.
– На некоторое время. Я...
– признался, - боюсь.
Капитан кивнул, давая понять, что сочувствует. Спросил, какой в этом смысл?
– Если у тебя шиза или паранойя, камера тебе не поможет. А если, - он помолчал, прикидывая варианты, - кто-то решил тебя хлопнуть, пара дней
– А больше?
– с надеждой спросил Павлик.
– Десятку хочешь?
– хмуро спросил полицейский.
– Тогда убей его сам.
Опять сумерки, опять туман. Несколько суток исчезли из жизни, как призрак. Павел вышел на крыльцо, поёжился зябко, поднял воротник. Дежурный старшина "дружелюбно" посматривал в спину, машинально отмечая точку прицеливания под левым плечом. Павел кивнул и пошел. Через три квартала он задумался, куда идёт? Домой? Домой не хотелось. Быть может впервые в жизни, дом перестал быть крепостью. Дом стал ловушкой - капканом, в котором можно погибнуть.
В животе заурчало, и звук этот наполнил жизнь смыслом. Павел жив, он хочет есть. Первое невозможно без второго, а значит необходимо "Принять пищу", - так говорила сиделка в больнице, когда пятилетнему Павлику вырезали аппендицит. У перекрёстка Калининской и Днепрогэса, располагалась закусочная, она работала до самой ночи. Хозяин-таджик (проявив изрядную эрудицию и остроумие) назвал заведение "Метро Голдвин Майор". Поговаривали, что он служил в секретной части и дослужился до указанного звания.
После восьми вечера здесь можно было получить приличную скидку. Павел посмотрел на часы - стрелки почти выровнялись в горизонталь. Девять с четвертью.
– Выпить?
– деловито спросила официантка.
Павел прочёл на бейджике имя: Люба. Удивился, что эта восточная раскосая девушка носит русское имя.
– Выпить?
– переспросил, будто впервые услышал об алкоголе.
– Нет, что вы. Мне бы... перекусить. Ну и... выпить можно.
Люба исчезла, Павел приник к столу и подумал, что в этом стеклянном ящике - ярко освещённом и вычурном, - он, словно волосок на лысине.
Люба принесла плов и плоскую чашку чего-то пряного и пахнущего спиртом. Павел поднял чашку, замешкался, раздумывая принять ли эту "огненную воду" сразу или оставить на потом. Официантка расценила паузу по-своему:
– Пей, дорогой. Уже можно, солнце зашло, Аллах не видит.
Кроме Павла в зале сидел только один человек. Он пил чай и читал газету, время от времени поднимая очки на лоб, и дальнозорко приглядываясь к мелкому шрифту. Павел почему-то подумал, что очки очень не идут этому человеку. Его круглому лицу, серым прозрачным глазам и короткому бобрику волос. Подумал, что этот человек носит очки недавно, быть может, купил их сегодня.
От плова и выпивки от сердца отлегло. Мир уже не казался тотально враждебным.
К выходу прошел очкарик, он бросил на Павла краткий взгляд и задержался.
– Послушайте, а я вас знаю, - придвинул стул и подсел.
– Вы Павел Урусов, правильно?
Павел не ответил, но очкарик, очевидно, и не ждал ответа. Он радостно протянул руку и заявил, что большой поклонник их издания: "Это бомба! То, что вы делаете, ребята! Я большой поклонник вашей рубрики, Павел!"
Казалось странным, что очкарик знает имя и фамилию Паши (свои статьи он подписывал псевдонимом "Селезень"), однако встретить поклонника оказалось приятно.