Некролог
Шрифт:
Редактор "Вечерней молвы", прочитав текст, пришел в восторг: "Никто бы не сумел обгадить её изящнее!" и предложил Павлу вести колонку. Вместе они придумали название "Утки пролетели" и псевдоним "Селезень".
Первое время он относился к новой работе (к слову, весьма прибыльной)... играючи. Не придавая значения. Казалось, что он подкалывает знакомых (и малознакомых) друзей. Отношение изменилось, когда Павел узнал о Бобровской: после статьи, её карьеры быстро и болезненно закатилась - студия разорвала контракт, не приглашали
"Кажется, она покончила с собой,- подумал Павел.
– Ну и х...й с ней! Нечего было напиваться!"
– Тормозни здесь, братишка!
– попросил водителя.
– Как говорил Энтони Ньюли, остановите Землю, я сойду.
Водитель не улыбнулся, остановил машину, буркнул что-то неразборчивое. Кажется, пожелал удачи.
Здание предназначалось под снос - его окружили забором, до самой крыши тянулась плотная металлическая сетка и кокон из полиэтиленовой плёнки. "Удачное место для финала", - подумал Павел. Он не сомневался, что здесь и сейчас всё закончится. "Из нас двоих останется только один". В глубине души, Павел не сомневался, что погибнет именно он. Задача стояла нанести Поклоннику максимальные повреждения. "Чтоб, сука, надолго запомнил!"
В заборе виднелся едва заметный проём. Павел прошел бы мимо, если бы не увидел на белом куске доски смайлик - такой же, как в записке, - прорисованный одним безотрывным движением.
Внутри было темно, пахло пылью и мочой.
– Не обращай внимания на запах!
– на лестнице вспыхнул фонарь, его зажёг Поклонник.
– Это ерунда. Ты оцени масштаб моей задумки. Грандиозное действо! Когда-то в этом здании был театр...
– продолжая говорить, Поклонник пошел вглубь, куда-то в недра здания. Павел направился следом.
– На сцене играли величайшие актёры! Старая школа, мастера одного дубля.
Пройдя через кулисы (Павел понял, что это кулисы, рассмотрев в неверном свете фонаря обрывок портьеры, свисающей со штанги под потолком), они оказались на сцене. Из-за темноты она казалась просторной, практически бесконечной. Только рассмотрев "ракушку" суфлёра, Павел сумел понять её реальные размеры.
Поклонник остановился в двух шагах и стоял полубоком. Павел решил, что это удачный момент и бросился в атаку, на ходу выхватывая нож. С грацией матадора, Поклонник увернулся, завернул руку Павла за спину, вытряхнул их руки нож.
– Что за ребячество, мой друг?
– Он оттолкнул от себя Павла.
– Имейте терпение! Нужно расставить декорации, поднять "задник", понять мизансцену. Вы же писатель, а значит, обречены быть театралом!
Он скрылся куда-то в темноту. Через секунду оттуда донеслись ругательства, посыпались искры, медленно - будто нехотя, - разгорелся свет. Павел рассмотрел пыльную изломанную сцену, со следами былой роскоши, оркестровую яму, софиты. В далёком прошлом здесь, действительно, ставили пьесы.
На
– Это для вас, - прокомментировал Поклонник.
– Надевайте!
– Зачем?
– Как же зачем?
– с деланным беспокойством спросил Поклонник.
– Мы будем играть пьесу. Вы - Евгений Онегин, вы встречаетесь с графом Толстым - это я.
Поклонник оправил по-солдатски кушак, двумя руками выровнял на голове парик - обстриженную "под горшок" соломенную шевелюру. Павел опустил взгляд и увидел ноги, обутые в деревенские лапти, и замотанные в порты.
– Ты чокнутый?
– Вы уже задавали этот вопрос, мой друг. Но, пожалуйста, не перебивайте, иначе у нас ничего не получится. Рождение монстра необходимо обставить должным образом.
Павел прошел вдоль края оркестровой ямы - она зияла беззубым старушечьим ртом. Вспомнилась схватка Шерлока Холмса и профессора Мориарти - оба рухнули в пропасть.
Павел накинул плащ, водрузил на голову цилиндр. "Нужно ждать, - подумал.
– Терпение. Рано или поздно он допустит ошибку".
– Евгений Онегин спорит с графом Толстым из-за Наташи Ростовой.
Широким живописным жестом Поклонник сдёрнул покрывало - в центре сцены, привязанная к стулу сидела Азиза Ветлицкая. В рот девушки был вставлен красный клоунский шарик на кожаном ремешке.
– А вот и Наташа Ростова! Как она вам?
– Поклонник выдержал паузу, наслаждаясь произведённым эффектом.
– Онегин и Толстой ссорятся. Поняв, что конфликт не разрешить мирным путём, они решаются на дуэль. Дуэль!
Он выставил вперёд правую ногу, приняв позу стрелка, медленно поднял руку с отставленным пальцем: "Пух!" а потом выкрикнул в черноту залы: "Азазелло! Пистолеты!"
Коротыш с белым лицом (тот самый, что доставил записку) вынес на сцену плоскую коробку. В ней лежали дуэльные пистолеты. Поклонник спросил, заряжены ли они? Азазелло кивнул, ответил, что всыпал двойную порцию пороха. "Прекрасно!
– ответил мнимый Толстой.
– С такого расстояния черепную коробку разнесёт вдребезги!"
– Выбирайте оружие, Онегин!
Павел взял пистолет, неприятно удивился его тяжести. ("Понятно, почему Пушкин носил тяжелую трость. Тренировал руку".)
– К барьеру господа!
– скомандовал Азазелло.
Через минуту противники смотрели друг на друга сквозь прицелы.
"Что если стрельнуть?
– пронеслась мыслишка.
– Не дожидаясь сигнала, наплевав на приличия?"
– Вас не удивляет, мой друг, - спросил Поклонник, - выбор актрисы, которую я пригласил на роль Ростовой?
"Удивляет?
– Павел мысленно усмехнулся.
– Меня теперь ничто не удивляет".
– Мне показалось, у вас были отношения. Разве нет?
"Отношения? Вероятно. Если желание свернуть шею можно назвать отношениями".