Некромант
Шрифт:
Школяр не был колдуном, никаких жутких видений он не лицезрел, лишь ощущал неуверенность и страх. Для моих целей этого недоставало, но воздействовать напрямую на сознание Полди я не мог. Коллеги не преминут внимательнейшим образом изучить эфирное тело арестанта, любое постороннее вмешательство будет неминуемо замечено и принято к сведению. Еще не хватало, чтобы меня заподозрили в ментальном воздействии на подозреваемого. Так и самому под следствие недолго угодить.
Но имелись и обходные пути. Я вовсе неспроста привез школяра на бойню. Такое уж это место…
Я зашел Полди
Плававшие в эфирном поле сгустки черноты с каждым махом жезла кружились все быстрее и быстрее, понемногу они начали смещаться к центру помещения и сливаться воедино, как собираются в шарик капли ртути. Под конец я ткнул палочкой прямо в чернильное облако, захватил его и направил к лужице крови, накапавшей на пол с порезанной ноги Полди Харта. Тьма повела себя ровно как несмышленый котенок, которого ткнули носом в блюдечко с молоком. Она не стала своевольничать и противиться чужому воздействию, поначалу замерла, ловя и растворяя в себе красные капли, но почти сразу потянулась выше, лизнула пятку и поползла по кровавой дорожке на коже, оплетая ногу черными отростками.
Ни душе, ни телу Полди не грозила никакая опасность, порча станет меньшей из бед попавшего под следствие школяра. Да и не так сильно тьма скажется на состоянии его рассудка, лишь слегка подточит уверенность и ослабит волю. И самое главное — никто не свяжет ее со мной. Я не призывал никаких потусторонних сущностей, просто сюда, на беду школяра, слишком давно не захаживали экзорцисты, а сам он не так уж и заботился о чистоте своих помыслов.
— Посмотри кругом, — попросил я школяра. — Вдохни полной грудью, прислушайся к шепоткам! Слышишь их? Чувствуешь смерть? Тебя разделают как свинью, дружок, а мрак пожрет твою бессмертную душу. Лучше поговори со мной, тогда точно доживешь до суда, да и после не окажешься на виселице. Я обещаю это.
Но Полди категорически не желал проникаться зловещей атмосферой бойни, сочтя мои увещевания пустым трепом. Подобное пренебрежение немного даже задело.
Я мотнул головой, отгоняя видение лившейся с потолка крови, и позвал с улицы палача, а когда тот явился, попросил:
— Фитиль ему подпали для начала.
Заплечных дел мастер понял меня с полуслова, но, памятуя о полученном приказе, всерьез поджаривать тестикулы арестанта не стал и лишь небрежно махнул факелом у его ног. Хватило и этого. В царившее на бойне зловоние вплелся запах горелых волос, и Полди завизжал как резаный и принялся раскачиваться на крюке, лихорадочно суча в воздухе связанными ногами.
И чего заблажил только? Иные модницы куда большие мучения претерпевают, избавляясь от растительности на срамных местах. И ничего, не кричат.
— Да послушайте же меня! — заверещал Полди. — Я ничего не помню! Весь вечер как в тумане! Меня опоили, сглазили, навели порчу! Я никого не убивал! Даром мне эта церковь не сдалась! Мне нужна помощь!
Я прекрасно знал, что школяр лжет, но ловить его на противоречиях не стал, просто не желая тратить на всю эту тягомотину свое время. Лишь покачал головой и дал отмашку.
— Ладно, жги дальше.
Палач шагнул к школяру с факелом, и тот немедленно закричал:
— Прав не имеете! Нельзя так с ученым людом! Всех на каторге сгноят!
Заплечных дел мастер остановился и выжидающе посмотрел на меня, а писарь поднял от листов зеленое из-за дурноты лицо.
— Внести слова в протокол?
— А как же! — усмехнулся я и жестом велел палачу отойти. — А ты, юноша, поменьше о правах думай, не юрист, чай. О будущем своем подумай лучше. Ладно если веревка хребет сразу сломает, а ну как медленно в петле подыхать станешь? Подумай-подумай! Ты ж без пяти минут висельник. За убийство церковного сторожа ничего иного ждать не приходится!
Полди Харт уставился на меня налитыми кровью глазами, но не вымолвил ни слова.
— Пойми — линию защиты ты выбрал заведомо проигрышную. Помнишь ты убийство или нет, значения не имеет. Так или иначе, виселицы не избежать.
Школяр судорожно сглотнул, а потом зажмурился, но дальше продолжать спектакль не стал.
— Я никого не убивал… — прошептал он негромко и уже решительней повторил: — Не убивал!
— А кто убил? Кто был с тобой в церкви?
Полди Харт открыл глаза, облизнул пересохшие губы и с нескрываемой горечью спросил:
— Да какая теперь разница? Кто поверит простому школяру?
Меня чуть слеза от надрыва в его голосе не прошибла. Такой талант лицедея пропадает!
— Чудак-человек! — фыркнул палач. — Кто первым подельников сдаст, тому на суде и веры больше!
— Именно, — кивнул я. — А продолжишь запираться, мы под тобой костерок разведем. Сжечь не сожжем, так — подкоптим слегка филейную часть. Лучше начинай говорить.
— Прав не имеете! — вновь выкрикнул Полди, но уже без былой уверенности.
— Убивать тебя нельзя — это да, а остальное — на мое усмотрение. Главное, чтобы до суда дожил.
Я протянул руку, и палач передал мне факел.
— Стойте-стойте! — запричитал Полди и задергался всем телом, пытаясь отодвинуться подальше от языков пламени. — Я все скажу! Все расскажу, только снимите меня отсюда! Снимите!
— Ты повиси пока, а там посмотрим. И говори уже! Не в твоих интересах тянуть время! Без рук остаться рискуешь! Отсохнут они у тебя или антонов огонь начнется, придется отрезать! Говори!
Школяр надсадно засопел, наморщил лоб, слизнул выступившие на верхней губе капельки пота. Ему было страшно. Очень страшно.
— Кто? — надавил я на арестанта. — Назови имя!
— Фальберт Бинштайнер! — выкрикнул школяр, сломавшись. — Со мной был Фальберт Бинштайнер!
Я обернулся к писарю, дав ему знак записать названное школяром имя, затем спросил:
— Кто таков?
— Случайный знакомый! — принялся юлить Полди. — Столкнулся с ним в Риере. Фальберт интересовался старинными диковинками, услышал от меня о горной церкви Святой Берты и упросил ее показать!