Нелюдь
Шрифт:
Скелет несколько секунд пытался сообразить, где он и что с ним. Потом вспомнил все, что было, а заодно ухитрился отделить сон от реальности.
— Да, я алкоголик, — сказал он весело. — Только не тайный, а совершенно явный. Ты как-то спрашивала у меня, отчего я не женюсь. Вот тебе и ответ на этот вопрос: я алкоголик.
— Я никогда у тебя этого не спрашивала, — сказала женщина и надулась. — Это у тебя кто-то другой спрашивал. Другая женщина…
Но Скелет уже не обращал внимания на нее. Пообижается и забудет. Глупости. Он взглянул на часы и увидел, что
Женщине было пора на работу и пора вести ребенка в садик. Скелет вспомнил о ее ребенке, которого никогда, впрочем, не видел и заставил себя подняться с кровати. Голова раскалывалась.
«Надо бы зайти в тот поганый магазин и устроить скандал, — подумал он. — Чтоб не смели фальсифицированным коньяком торговать. Сволочи, управы на них нет».
Он достал из стола шоколадку с орехами и протянул женщине.
— Вот, это твоему мальчику, — сказал он. Шоколадку он купил давно специально для этих случаев.
Таких шоколадок у него лежало еще много в нижнем ящике стола.
— У меня девочка, — еще больше насупилась женщина, но шоколадку взяла.
— Ну, извини меня, — отозвался Скелет скучным голосом. Он смотрел на женщину и уже откровенно ждал, когда она уйдет. Ему не терпелось приступить к дальнейшей работе.
Ближе к полудню Скелет несколько пришел в себя после бурной ночи и отправился к доктору.
Совершенно незачем было ехать к нему, но Скелет ощущал желание похвастаться. Все же он добился немалого результата. Он теперь точно установил, что есть на самом деле люди, которые охотятся за человеческими органами. Кроме того, он выяснил, что делают они это регулярно, то есть страшный процесс поставлен «на поток». Более того, ему стало понятно, что он был прав, полагая, что никому об этом бизнесе неизвестно, потому что трупы несчастных жертв уничтожаются.
Он знал, что теперь уже располагает ценными сведениями. По дороге он заехал к Московскому вокзалу и в специальном туристском киоске купил карту Петербурга.
День был опять очень жарким, солнце светило в чистом небе, и Скелет в очередной раз подумал о том, что трудно работать в такую жару.
«Хоть бы дождик прошел, — мечтал он. — Когда не надо, нас тут поливает целыми неделями, а теперь вот такое пекло установилось».
Он подумал, о том, что многие, наверное, сейчас смотрят на небо и говорят о грядущей засухе. Это такая привычка у советских горожан. Если подумать, то какое, собственно, им дело до засухи?
Подумаешь, засуха…. Все равно все продукты, которые есть в магазинах и которые мы едим, импортные. То есть выращено все это очень далеко, где-нибудь в Европе, Азии или Африке. От говядины до подсолнечного масла.
А что на наших полях все засохнет — это невелика беда для горожанина. Все равно даже в лучшие времена наши земледельцы производят так мало, что этого не хватает и практически для больших городов не имеет значения. Хоть бы и вовсе у них ничего не росло — подумаешь… А что колхозники разорятся — так им туда и дорога, все равно они ничего путного не могут и не умеют. Только кредиты из нищего нашего государства тянут. Наши деньги кровные проматывают миллиардами.
Скелет однажды высказал эти мысли какому-то человечку в метро. Тот все сокрушался, что будет засуха, и поглядывал на Скелета, ища сочувствия своим словам.
— Вы что — крестьянин? — спросил его наконец Скелет.
— Нет, — ответил человечек. — Я — инженер.
— Тогда какое вам дело до этих алкоголиков и неумех? — удивился Скелет. — Все равно мы с вами едим французскую говядину и аргентинский хлеб. Сыр у нас эстонский, а сосиски — польские… А от наших крестьян все равно пользы нет никакой. Пусть разоряются поскорее, тогда, может быть, сельским хозяйством займутся какие-нибудь латыши или японцы. Продуктов своих будет — завались.
Такие слова в русском метро не могут закончиться миром. Человечек обвинил Скелета в отсутствии патриотизма. О патриотизме всегда вспоминают, когда заканчиваются разумные аргументы…
Скелет хотел было спросить человечка, почему быть патриотом — значит рассуждать нелогично и забыть о здравом смысле. Но не стал этого делать. На него уже злобно смотрели какие-то мрачные женщины и замуторенного вида мужичонки. Ну их, решил Скелет, пусть себе тешатся глупыми мыслями… Может быть, им больше не осталось в жизни ничего другого. Надо жалеть несчастных.
Скелет уже заметил, что как только высказываешь здравые трезвые мысли, простые люди сразу же обвиняют тебя в отсутствии патриотизма и подозрительно спрашивают:
— Вы, наверное, еврей?
Даже обидно, как будто одни евреи могут рассуждать логически и нормально смотреть на вещи.
Феликс был дома, но еще спал. Пожилая женщина, его мама, сказала, что он поздно лег.
— Это ничего, — философски сказал Скелет. — На том свете выспимся. Давайте его разбудим пока что.
Мама с ужасом посмотрела на Скелета и пошла будить сына. Через несколько минут Феликс в халате появился в гостиной.
— Поздно легли вчера? — сочувственно спросил Скелет. — Все сифилитиков лечили?
Феликс кивнул и засмеялся. Лицо его было опухшим и помятым. Он и сам это почувствовал, потому что провел рукой по щекам и виновато сказал:
— Вчера ночью, вернее, под утро зачем-то выпил большой стакан крымской мадеры со льдом… Зачем, сам не знаю.
Скелет подумал, что, наверное, и сам выглядит ненамного лучше после бессонной ночи и коньяка также под утро.
— Я вообще почти не спал, — произнес он торжественно, чтобы Феликс понял, что он имеет в виду и заинтересовался.
— Вы кофе будете пить? — спросил Феликс. Он принес кофе, сахар и сливки, поставил все это на стол и уселся напротив Скелета.
— Так, судя по вашему тону, вы что-то нашли, — сказал он утвердительно.
— Нашел, — подтвердил Скелет и достал из карману карту города.
— Зачем это? — удивился доктор.
— Когда-то, — ответил Скелет медленно, — еще в школе, в девятом классе я занял первое место в районной олимпиаде по теме «Знай и люби свой город». Меня даже наградили грамотой дома пионеров.