Немцы
Шрифт:
— Я только познакомиться. Прошу простить, что без звонка. Не повторится.
— Поможем ближнему, — серьезно и просто сказал Эбергард. — Хорошим людям надо помогать. Звоните.
РУБОП Восточно-Южного округа сидел на 4-м Проектируемом проезде в двухэтажном бывшем детском саду, отремонтированном на средства благотворительного фонда «Законность, право, правопорядок и социальная ответственность бизнеса». Начальник РУБОПа Леня Успенский, или Леня Монгол, сидел на больничном, поэтому Эбергард застал его в спортивных штанах, красной майке «Манчестер Юнайтед» и пляжных шлепках, насунутых на белые жаркие носки, — Леня стоял напротив гаража во дворе РУБОПа и жал на пульт, пытаясь,
Ворота, подергавшись, застревали в метре от земли, Леня покрыл техническое удобство матом и заново ткнул в пульт — ворота с натужным поскрипыванием поднялись.
— Привет. Подержи, — Леня отдал Эбергарду пульт и полез в гаражное, до краев, как тюремная посылка, забитое нутро, поплотней укладывать разнокалиберные коробки с микроволновками, автомобильными телевизорами, суперпылесосами, компьютерами и ящиками вина, окружая всем, что помягче, короб с домашним кинотеатром: вонюче пахнувшей кавказской буркой, перчатками для бокса, подушечками с вышитыми петухами, прозрачными упаковками с пледами. Под самый потолок, в щели он пихал колчаны с клюшками для гольфа, лыжи, ракетки, перекатывал и тяжело подымал напольные вазы, вминал поплотнее ковры — выбил в бешенстве куда-то на хрен баскетбольный мяч, скатывавшийся с самой верхотуры и дважды давший ему по лбу, — поприжимал плечом добро, примерился: нигде не выступает? — еще бережливо поднадавил и велел Эбергарду:
— Ну теперь-то — попробуй!
Теперь-то ворота, похрустывая, застревая, задевая корябающиеся сокровища изнанкой, но всё-таки доехали и — замкнулись.
— Ты что, переезжаешь? — спросил Эбергард.
— День рождения был. Два месяца назад.
В кабинете Леня с кем-то приторно-улыбчиво переговорил по мобильнику и, закончив, зафиксировал в настольном календаре некий цифровой параметр, дважды обведя его фиолетовым овалом:
— По-ня-то, — и рассмеялся с удовольствием.
— Спиннинг тебе принес, — Эбергард показал коробку и прочел с упаковки, хотя заучил дорогой, читал, чтобы спрятать расположившееся на лице напряжение: — Шимано. Кардиф. Монстер. Японский. Хороший?
— Вроде на лосося… Зачем ты тратишься-то?! — взвешивающе качнул на ладони мобильник. — С утра одни звонят — заводите дело и сажайте. А вторые звонят: закрывайте дело и отпускайте. Начали с десятки, — Леня прижмурился, — уже двести.
— Ты можешь меня послушать, две минуты…
— Я на больничном!
— И не глядеть на телефон!
— Дай тогда спиннинг. Да я тебя слушаю! Смотрю спиннинг и тебя внимательно слушаю!
— В управлении культуры есть такой Гафаров. Помнишь, при Д. Колпакове там работала начальником Земская? Обыкновенная голодная баба. И вот она сплелась с этим азербайджанцем в безумной страсти. И посадила его на дирекцию капитального строительства. Основные деньги туда, понимаешь? Всякие там ремонты музыкальных школ, стройка. Подготовка к зиме… Бабец, когда уволил Земскую, поставил Олю Гревцеву и начал как-то…
— М-да… Оля Гревцева, это — да-а, — Леня отложил рыболовную снасть, — уютная такая баба… Как наденет свое декольте… Правда думаешь, они… с Бабцом?
Не могу. Потный, красная морда. Зубы страшные. И Оля.
— Оля поговорила с Гафаровым. Типа надо как-то перестроиться. Он ее послал. Типа в департамент и в город он заносит, а с округом вопросы решать не будет. Кто бы с кем бы ни трахался в кабинете префекта. Бабец психанул: надо разорвать!
— Вот оно… Ну, а что. Занимайтесь…
— Три месяца занимаюсь. Накопали кучу материала. Ничего особенного за Гафаровым нет. Только незаконное хранение охотничьего ружья
— За обнал сейчас особо не раскрутишь. Хороший спиннинг. Небось, штуки полторы отдал? — И Леня после брезгливого выдоха, освободившего его от услышанного, пустился в обсуждение язей, температуры нижнего слоя Черного моря, ловли крабов в иле и хариусов, размеров и цвета речной форели. — А на вкус рыба как рыба… Ну вот, закинул я свою — самую тяжелую блесну! — и она так: бултых! — думаю: всё, зацепило, а гляжу — ведет! Щука. Килограмм на десять, — он развел руки с таким усилием, словно силился обхватить земной шар.
— Помоги решить, — попросил Эбергард.
— Как? — удивился Леня и потряс разведенными руками.
— Надо как-то.
— Надо. Надо! Тебе надо? Префекту? А где здесь Бабец? — Леня переворошил бумаги на столе, заглянул под стол. — Кто будет соответствовать? Вы там кушаете, а как дерьмо вынести, зовут: Леня! Обратись к территории, пусть его закопают. Нашли, понимаешь, пожарную команду, — и показательно насупился.
— Бабец тебе не за хрен двушку дал?
Леня молчал. Но поднял брови, словно что-то припоминая.
— Ты че, слово «совесть» пишешь с ошибками? Фиктивно развелся, на очередь тебя в неделю поставили и через месяц дали двушку на Тимирязевском. Не захотел панельку — дали в монолите. На ремонт денег префектура скинула? А два машино-места в собственность в прошлом году. Было?
— Ну было.
— Ты Бабцу даже «спасибо» не сказал! Даже не позвонил!
— Не сказал, — слабо откликнулся Леня. — А ты точно знаешь, что Бабец с Гревцевой? Я прям не могу…
— Сырцова видит, какой Оля выходит от префекта. С какими губами. А Сырцова специалист.
— Вот это да! По коньячку?
— Не, я поехал. Вот тот, — Эбергард оставил папку из картона, — человек.
— А кто он? — спросил Леня.
— Я думаю, опасный рецидивист.
— Ну и я так думаю.
Товарищи встали и обнялись на прощанье и, размыкая объятья, одновременно глянули за окно — во дворе из подкатившего БМВ Х-5 вылезли два худощавых мальчика, похожих на аудиторов или биржевых аналитиков, — белые рубашки, остроносые туфли, сонные послеобеденные движения. С заднего сиденья они выволокли согнутую кавказскую личность в черной коже. Личность, в полуприседе, словно надломленная посередине, посеменила, куда указано, держа перед собой соединенные наручниками ладони — так носят воду или переносят птенцов в безопасное место. Мальчики, о чем-то беседуя, обмениваясь улыбками, двинулись следом, по очереди, почти не взглянув, куда именно, ударив личность с небольшого размаха ногой в бок.
— Поколение, — вздохнул Леня. — Кого ни ткни — папа генерал. Я им не начальник! Что за люди? В прошлом году лучший стажер за первый же месяц заказал двадцать тысяч. В этом году меньшее, что заказывают: полтинник. Берут у всех. Держаться не могут совсем. К нему приходит совершенно! незнакомый! человек! говорит, отмажь меня — дам полтинник. И тот тут же выходит, слышишь, садится к нему в машину и берет полтинник, хотя знает, что не отмажет! Куда мы с такой молодежью придем? Ты веришь, — они спускались по лестнице, — я помню времена, когда если в сводках — по всему Союзу! — появлялось, что кто-то где-то видел у кого-то пистолет, — событие на всю страну! Весь СССР искал этот пистолет! Куда мы идем? Какие-то совсем страшные времена подкатывают! Бабца-то снимут? Лида, говорят, лютует… У тебя не болит печень? А что болит? А душа?