Немецкая идеология

Энгельс Фридрих

4) идеально выраженными в законах, в морали и т.д. условиями существования господствующего класса (обусловленными предшествующим развитием производства), которые идеологи этого класса, более или менее сознательно, теоретически превращают в нечто самодовлеющее и которые могут представляться в сознании отдельных индивидов этого класса как призвание и т.д.; против индивидов угнетенного класса господствующий класс выдвигает их в качестве жизненной нормы, отчасти как прикрашивание или осознание своего господства, отчасти же как моральное средство этого господства. Здесь, как и вообще относительно идеологов, следует заметить, что они неизбежно ставят предмет на голову и считают свою идеологию творческой силой и целью всех общественных отношений, между тем как в действительности она есть лишь их выражение и симптом.

О нашем Санчо мы знаем, что он обладает неискоренимейшей верой в иллюзии этих идеологов. Так как люди, в зависимости от различных условий своей жизни, создают о себе, т.е. о человеке, различные представления, то Санчо воображает,

что различные представления создали различные условия жизни и таким образом оптовые фабриканты этих представлений, т.е. идеологи, установили свое господство над миром. Ср. стр. 433.

«Мыслящие господствуют в мире», «мысль господствует над миром»; «попы или школьные наставники» «вбивают себе всякие вздор в голову», «они мыслят себе человеческий идеал», с которым должны сообразоваться прочие люди (стр. 442).

Санчо даже знает в точности то умозаключение, в силу которого люди были вынуждены подчиниться причудам школьных наставников и по своей глупости сами подчинились им:

«Так как для Меня» (школьного наставника) «это мыслимо, то это возможнодля людей; так как это возможно для людей, то значит они такими и должныбыли быть, значит в этом было их призвание; и, наконец, к людям надо подходить только с точки зрения этого призвания, только как к призванным. А дальнейшее заключение? Не отдельное лицо является человеком, а мысль, идеалесть Человек – Род – Человечество» (стр. 441).

Все те коллизии с самими собой или с другими, в которые вступают люди в силу действительных условий своей жизни, представляются нашему школьному наставнику Санчо в виде коллизий между людьми и представлениями о жизни «Человека», представлениями, которые они либо сами вбили себе в голову, либо дали вбить себе в голову школьным наставникам. Если бы они выбили из головы эти представления, то «как счастливо» могли бы «жить эти горемыки», какие бы они могли делать «успехи», между тем как теперь они должны «плясать под дудку школьных наставников и поводырей»! (стр. 435). (Самый ничтожный из этих «поводырей» – наш Санчо, ибо он водит за нос только самого себя.) Если бы, например, люди не забрали себе в голову почти всегда и повсюду – как в Китае, так и во Франции, – что они страдают от перенаселения, то какой бы оказался вдруг у этих «горемык» избыток во всевозможных средствах к жизни.

Под предлогом рассуждения о возможности и действительности Санчо пытается здесь снова затянуть свою старую песню о господстве Святого. Возможным является для него все то, что какой-нибудь школьный наставник может вбить себе в голову насчет меня, – причем для Санчо, конечно, не представляет труда доказать, что эта возможность не имеет иной действительности, кроме как в его голове. – Торжественное утверждение Санчо, что «за словом возможныйскрывалось чреватое столь глубокими последствиями недоразумение тысячелетий» (стр. 441), доказывает достаточно убедительно, что он никак не может скрыть за словами те последствия, которые вытекают из его столь глубоких недоразумений насчет тысячелетий.

Это рассуждение о «совпадении возможности и действительности» (стр. 439), о том, чем люди в состоянии быть, и о том, чт'o они есть, рассуждение, столь хорошо гармонирующее с его прежними настойчивыми увещаниями осуществить все, что человек в состоянии сделать, и т.д., приводит его, однако, к некоторым отступлениям насчет материалистической теории обстоятельств, которую мы сейчас обсудим подробнее. Но предварительно приведем еще один пример его идеологического извращения. На стр. 428 он отождествляет вопрос: «как можно обеспечить себе жизнь», с вопросом: «как создать в себе истинное Я» (или же «жизнь»). Согласно той же самой странице, вместе с его новой моральной философией прекращается «страх за жизнь» и начинается «прожигание» ее. Сколь чудотворна сила этой его якобы новой моральной философии, – наш Соломон изрекает еще «красноречивее» в следующем изречении:

«Считай Себя более могущественным, чем признают Тебя другие, и Ты будешь могущественней; больше Себя цени, и Ты будешь иметь больше» (стр. 483).

Смотри выше, в разделе о «Союзе», способ Санчо добывать себе собственность [412] .

Перейдем теперь к его теории обстоятельств.

«У человека нет призвания, а имеются только силы, которыеи обнаруживаются там, где они имеются, – ибо их бытие ведь и заключается только в их обнаружении – и которые, подобно самой жизни, не могут пребывать в бездеятельности… Каждый употребляет в каждое мгновение столько силы, сколько он ее имеет» («реализуйте Свою ценность, подражайте смелым, пусть каждый из Вас будет всемогущим Я» и т.д., – говорил выше Санчо)… «Разумеется, силы можно укрепить и умножить, особенно при наличии вражеского отпора или дружеского содействия, но там, где не видно их применения, можно быть уверенным в их отсутствии. Можно

из камня высечь огонь, но без удара – огня не будет; точно так же и человек нуждается в толчке. Поэтому веление употреблять свои силы было бы лишним и бессмысленным, ибо силы всегда деятельны уже сами по себе… Сила, это – лишь более простое обозначение для проявления силы» (стр. 436, 437).

412

См. с. 377 – 380. Ред.

«Согласный с собой эгоизм», по произволу приводящий в действие или оставляющий в бездействии свои силы или способности, применяющий к ним jus utendi et abutendi [413] , здесь вдруг совершенно неожиданно летит кувырком. Оказывается, что силы, раз они имеются налицо, действуют самостоятельно, не заботясь о «произволе» Санчо; они действуют подобно химическим или механическим силам, независимо от обладающего ими индивида. Мы узнаем далее, что никакой силы нет, если нельзя заметить ее проявления; причем тут же вводится поправка, что сила для своего проявления нуждается в толчке. Но как будет Санчо решать, чего именно не хватает при отсутствии проявления силы: толчкали или самой силы, – этого мы не узнаем. Зато наш единственный естествоиспытатель поучает нас, что «можно высечь из камня огонь», – пример, неудачней которого, как это всегда бывает с Санчо, нельзя и придумать. Санчо полагает, подобно простоватому наставнику сельской школы, что если он высекает огонь, то последний получается из камня, где он находился до того в скрытом виде. Но любой четвероклассник сумеет объяснить ему, что при этом способе добывания огня путем трения стали и камня, способе, давно забытом во всех цивилизованных странах, частички отделяются от стали, а не от камня, причем частички раскаляются именно благодаря этому трению; что, следовательно, «огонь», который для Санчо не является определенным, имеющим место при известной температуре, отношением известных тел к некоторым другим телам, в частности к кислороду, а является самостоятельной вещью, «элементом», навязчивой идеей, «Святым», – что этот огонь получается не из камня и не из стали. С таким же успехом Санчо мог бы сказать: из хлора получается беленое полотно, но если отсутствует «толчок», именно небеленоеполотно, то «ничего не получается». По этому поводу мы, для «самонаслаждения» Санчо, отметим один факт, ранее происшедший в области «единственного» естествознания. В оде о преступлении можно прочесть:

413

– право употребления и злоупотребления, т.е. право распоряжаться вещью по своему произволу. Ред.

«Не гремит ли гром раскатомдальним, Ты не видишьли молчаньенеба, Полное предчувствий мрачных?» («Книга», стр. 319).

Гром гремит, а небо молчит. Санчо знает, стало быть, какое-то другое место, кроме неба, откуда раздается гром. Санчо замечает, далее, молчание неба при помощи своего органа зрения– фокус, которого никто за ним не повторит. Или же Санчо слышитгром и видитмолчание, причем оба эти явления происходят одновременно. – Мы видели, как у Санчо в том месте, где говорится о «привидении» горы представляли «дух возвышенности» [414] . Здесь молчаливое небо представляет у него дух предчувствия.

414

См. настоящий том, с. 131. Ред.

Впрочем, не ясно, почему тут Санчо так возмущается «велением употреблять свои силы». Ведь это веление может оказаться недостающим «толчком», тем «толчком», который, правда, не может воздействовать на камень, но действенность которого Санчо может наблюдать при учебных занятиях любого батальона. Что «веление» это является «толчком» даже для его слабых сил, это вытекает хотя бы уж из того, что оно оказывается для него «камнем преткновения» [415] .

Сознание есть тоже сила, которая, согласно вышеизложенному учению, тоже «оказывается всегда сама по себе деятельной». В согласии с этим Санчо должен был бы стремиться не к тому, чтобы изменить сознание, а разве лишь к тому, чтобы изменить «толчок», действующий на сознание, – но тогда вся его книга оказалась бы написанной напрасно. Однако в данном случае он считает свои моральные проповеди и «веления» вполне достаточным «толчком».

415

Игра слов: «Anstoss» – «толчок», «Stein des Anstosses» – «камень преткновения». Ред.