Немецкий детектив (сборник)
Шрифт:
Мысленно обозвав себя идиотом, главный комиссар выпил коньяк.
Он совершенно не понимал, о чем идет речь, но не хотел в этом признаться. Поэтому молча кивал головой, однако эта уловка не помогла ему выйти из трудного положения. Главный комиссар поднялся, прошел в буфет и купил сигару за восемьдесят пфеннигов. Вернувшись на место и церемонно закурив гаванскую сигару, Майзель, тщательно взвешивая слова, сказал:
— В этих совпадениях, как мне кажется, очень много загадочного. Необходимо установить причинно-следственные связи и проанализировать их. Расскажите по порядку все, что вам известно, господин Лупинус! — Говоря это, Майзель чувствовал, что сегодня он был не в форме и допрос, пускай неофициальный, ему не удается. И это побудило его заказать
Речь Фолькера Лупинуса была несколько высокопарной и витиеватой, будто он читал заранее написанный реферат. Он обстоятельно подбирал слова и формулировал предложения. Несущественные моменты опускал или заключал в скобки, показывая это короткими жестами. Он то возвышал голос, то переходил на шепот, время от времени вставлял в свою речь французские словечки, предназначенные его приятельнице, которая недостаточно хорошо владела немецким языком.
То, что услышал главный комиссар, заставило его во второй раз пожалеть о поспешном выборе места встречи. Огромный поток информации просто невозможно было целиком удержать в голове, а магнитофона или стенографиста у него под рукой не было.
Итак, по словам Фолькера, его отец вторично женился через два года после смерти первой жены и преподнес к свадьбе своей новой спутнице жизни, врачу-окулисту Эрике Гроллер, два медальона, унаследованные им от покойной супруги. Один из них фрау Гроллер подарила своему пасынку Фолькеру, когда тот отправлялся на учебу в Париж, другой оставила у себя. Студент Лупинус, испытывая денежные затруднения, заложил украшение у парижского ростовщика по имени Гюстав Лекюр. Тот осмотрел медальон и признал его фальшивым. Но сумма, которую ростовщик выдал студенту под залог вещи, была довольно большой. Однажды у Фолькера появилась одна американка, некая миссис Диксон, приятельница его мачехи; она заявила, что страстно желает приобрести медальон. Фолькер, надеясь заключить сделку, забрал назад у ростовщика малоценное украшение и вручил его американке. Но она установила, что медальон фальшивый, и отказалась от приобретения. Фолькер и его гостья договорились сохранить свою встречу в тайне. После этого студент вновь отнес медальон в заклад ростовщику Лекюру.
Наступили студенческие каникулы. Подружка Фолькера, Аннет Блумэ, студентка медицинского факультета Сорбонны, поехала отдыхать к своим родителям в южную Францию. Фолькер Лупинус отправился с группой студентов в путешествие по Соединенным Штатам. Там его застало известие о смерти Эрики Гроллер. Он тотчас вернулся на родину, сделав в Париже короткую промежуточную остановку, чтобы забрать у Лекюра свой медальон. Ростовщик, сославшись на то, что временно отдал украшение напрокат, попросил Фолькера подождать. Но он обещал незамедлительно прислать медальон и взял у Фолькера под расписку залоговую сумму. Однако молодой Лупинус, не очень-то полагаясь на заверения торговца, написал своей подружке в Экс-ан-Прованс письмо, в котором сообщил о смерти Эрики Гроллер, пригласил девушку в Гамбург и попросил ее по приезде в Париж разыскать ростовщика и получить у него по доверенности свой медальон.
В Гамбурге от своего отца Фолькер узнал, что второй медальон, медальон Эрики Гроллер, поменял тем временем владельца. Произошло ли это согласно устной или письменной договоренности, гинеколог определенно не сказал. Во всяком случае, второй медальон принадлежал теперь уже некоему доктору Кайльбэру.
Фолькер рассказал о двух обстоятельствах, которые встревожили его во время разговора с отцом. Первое: доктор Лупинус был якобы убежден, что оба медальона фальшивые. Фолькер же придерживался другого мнения. В доказательство своей правоты он упомянул о реакции американки во время ее визита к нему в Париж и советы Эрики Гроллер относительно сохранности украшений, которые она давала ему в письмах; свой медальон Эрика положила в банковский сейф. Кроме того, о подлинности медальона покойной Гроллер говорит тот факт, что адвокат Кайльбэр купил его и несомненно сделал это после обстоятельной экспертизы. По всему этому следовало, что берлинский
— Естественно, это меня очень удивило, — продолжал Фолькер. — Наша семья владела этими двумя медальонами, но вдруг сейчас, после смерти Эрики, мы лишились обоих. Однако я заподозрил неладное несколько позднее, когда Аннет прибыла наконец сюда и рассказала мне об ужасном происшествии, случившемся с нею у старика Лекюра. Я хочу сообщить вам о нем, господин главный комиссар.
Взору Майзеля открылся ночной Париж, но не тот, парадный и блестящий, залитый яркими огнями фонарей и реклам, а другой — грязный, мрачный и опасный. Он ярко представил себе картину: сгорбленный беззубый ростовщик в старой засаленной одежде, заваленная рухлядью контора, горящие в темноте зеленые глаза кошки и бледная от страха девушка, застывшая у порога. Вот она наклоняется вперед, рассматривает коробочку в руках старика и бессильно оседает на пол.
— На другое утро, когда на улице было еще темно, — рассказывал Фолькер, — она очнулась. Увидела, что сидит на скамейке напротив Северного вокзала. У нее ничего не было украдено; сумочка, паспорт, деньги, билет — все было на месте. Голова кружилась, руки и ноги плохо слушались. Постепенно она вспомнила, что с ней произошло. И тут ее охватил жуткий страх. Ей не хватило мужества обратиться в полицию. Она бросилась на вокзал: к счастью, экспресс на Гамбург отправлялся через пятнадцать минут. По прибытии сюда она сразу приехала ко мне. Ее багаж пришел раньше, другим поездом. Мы забрали его, и в нем тоже ничего не пропало.
На несколько секунд Фолькер Лупинус умолк, бросил на свою спутницу беспокойный взгляд, потом, запинаясь, тихим голосом произнес:
— Мы просчитали все варианты… Отец сразу обследовал ее… Слава Богу, ничего… Вы понимаете, что я имею в виду… — Он подался вперед и возбужденно выпалил: — По-видимому, нападение связано с медальоном, а медальон — со смертью Эрики. Разве не так?
Две пары вопросительных глаз уставились на Майзеля. Он не знал, насколько француженка поняла рассуждения Фолькера. Возможно, она просто подражала мимике своего приятеля. Возможно, так смотрела на Майзеля уже давно. Главный комиссар этого не заметил, он невнимательно следил за молодыми людьми, так как чувствовал себя сегодня не в форме.
Майзель заставил себя сосредоточиться. Это давалось ему с трудом, из-за усталости и отсутствия главного — папки с протокольными записями. Майзель, в отличие от Борнемана, плохо воспринимал информацию на слух.
Его мозг работал. Но порождал какие-то обрывочные мысли, которые никак не могли выстроиться в единую логическую цепочку. Он искал ту основу, которая позволила бы ему связать между собой все услышанное.
Майзель перебрал в уме всех действующих лиц, известных ему: доктора Лупинуса, Клауса Герике, доктора Йозефа Кайльбэра, миссис Диксон, Фолькера Лупинус са, Аннет Блумэ. Потом присоединил к ним Bрэну Бинц и Гюстава Лекюра. Затем всех этих людей оттеснили на задний план улики: капсула с септомагелем, ремешок от дамской сумочки, осколки вазы и пятна крови, отпечатки пальцев, следы обуви. И наконец, Майзель попытался представить себе медальоны.
Его молчание продолжалось секунд сорок. Малый, слишком малый отрезок времени для того, чтобы упорядочить этот хаос. И слишком большой, чтобы под вопрошающими взглядами собеседников лишь пожать плечами и коротко бросить: «Ничего не понимаю!»
Главный комиссар выразил это в другой форме, но смысл остался тем же.
— Благодарю вас за информацию, которой вы искренне поделились со мной, господин Лупинус. Я должен просить вас зайти в полицейское управление, чтобы мы могли составить протокол. Я пришлю вам повестку. А теперь еще один вопрос: вы видели еще раз ту американку?