Немезида
Шрифт:
– Пойду поставлю их в воду. – Антея бодро вышла из комнаты.
– О господи! – вздохнула миссис Глинн. – Антея! – крикнула она. – Знаете, по-моему, ее болезнь...
– Прогрессирует, – закончила за сестру Клотильда.
Сделав вид, что ничего не слышит, мисс Марпл взяла в руки небольшую шкатулочку, отделанную эмалью, и стала восхищенно разглядывать ее.
– Она наверняка сейчас разобьет вазу. – С этими словами Лавиния вышла.
– Вас тревожит Антея? – спросила Клотильду мисс Марпл.
– Да, у нее несколько неуравновешенный характер. Она младшая из нас и с детства была слабой
– Да, жизнь – штука сложная, – философски заметила мисс Марпл.
– Лавиния вот поговаривает о том, чтобы уехать отсюда, – сообщила Клотильда. – Хочет опять отправиться за границу. В Таормино, кажется. Она жила там некоторое время с мужем и была счастлива. Лавиния с нами уже много лет, но, похоже, ей очень хочется сорваться с места и попутешествовать. Порой мне кажется... да, порой мне кажется, что Лавинии не по душе жить в одном доме с Антеей.
– Боже! Как же вам трудно!
– Она боится Антеи, – продолжала Клотильда. – Несомненно боится. Я конечно же постоянно убеждаю сестру, что бояться ей нечего. Просто временами Антея произносит странные фразы, у нее возникают нелепые идеи. Но не думаю, что для Лавинии представляют опасность эти ее... как бы сказать... ну, странности, что ли.
– Раньше ничего такого вы не замечали? – поинтересовалась мисс Марпл.
– Нет, ничего. Иногда с ней случаются нервные припадки, приступы мизантропии. Видите ли, она до смешного ревнива. Например, не переносит, когда проявляют к кому-то особую заботу. Да, порой мне кажется, что лучше бы продать этот дом.
– Но вам не хочется этого делать? Вообще-то я понимаю, как тяжело вам жить здесь, где все напоминает о прошлом.
– Вы правда это понимаете? Да, вижу, что понимаете. Что делать? Мысли постоянно возвращаются к нашей дорогой и любимой девочке. Она была мне как дочь. Да она и была дочерью моих лучших друзей. А какая умница, знали бы вы! Она недурно рисовала. Ее художественный вкус проявлялся во всем. Например, она придумывала узоры для тканей. Я очень гордилась ею. А потом... эта несчастная любовь к ужасному, психически больному юноше.
– Вы имеете в виду Майкла Рэфьела, сына мистера Рэфьела?
– Да. Он никогда не гостил у нас. Как-то проездом оказался в наших краях, и отец предложил ему заглянуть в дом. Мы пригласили его на обед. Да, он умел очаровывать, этот преступник, уже дважды побывавший в тюрьме. А как он обращался с девушками! Невероятно! Никогда бы не подумала, что Верити... Он просто вскружил ей голову. Такое случается с девушками в ее возрасте. Она была без ума от него. И слова дурного о нем слышать не желала. Считала, будто он не виноват в том, что с ним случилось. Сами знаете, что говорят влюбленные девушки: «Все ополчились против него». Ах, не хочу повторять такую ерунду. Ну почему, почему нельзя научить девушек уму-разуму?
– Вы правы: обычно у них маловато
– Она ничего и слушать не желала. Я... я пыталась отвадить его от дома. Просила забыть дорогу сюда. Глупо, конечно. Это я осознала впоследствии. Тогда они стали встречаться вне дома. Я не знала, где имению. Они назначали свидания в разных местах. Обычно он заезжал за ней в условленное место, а поздно вечером привозил домой. Я пыталась втолковать им, что этому пора положить конец, но они и слушать не желали. Даже Верити. А уж Майкл – тем более.
– Она собиралась выйти за него замуж? – спросила мисс Марпл.
– Едва ли. Сомневаюсь, что мысль о браке вообще посещала его.
– Как мне жаль вас! – воскликнула вдруг мисс Марпл. – Наверное, вы очень много пережили.
– Да. И страшнее всего было опознавать труп. Это произошло через некоторое время после ее исчезновения. Мы, конечно, решили, что она сбежала с ним, и надеялись когда-нибудь услышать о них. Я знала, что полиция серьезно взялась за дело. Они допрашивали Майкла в участке, но его показания не соответствовали тому, что говорили местные жители.
А потом нашли ее тело. Далеко отсюда. Примерно в тридцати милях. В старой траншее возле заброшенной дороги, по которой сейчас почти никто не ездит. И вот мне пришлось отправиться в морг для опознания. Кошмарное зрелище! Жестокое, зверское убийство! За что он так изувечил ее? Разве мало было просто задушить ее же собственным шарфом! Все, не могу... не могу больше говорить об этом. Это невыносимо... просто невыносимо... – Слезы покатились по лицу Клотильды.
– Простите меня, – проговорила мисс Марпл. – Мне очень, очень жаль.
– Я верю вам. – Клотильда посмотрела на старушку: – А знаете, что хуже всего?
– В каком смысле?
– Я не уверена... насчет Антеи.
– О чем вы?
– Она вела себя так странно в то время... Безумно ревновала. Неожиданно ополчилась против Верити. Смотрела на нее с ненавистью. Иногда мне казалось... наверное, это просто фантазии... о нет, ужасно даже допустить такую мысль о своей сестре... В общем, однажды она набросилась на кого-то. Порой с ней случаются припадки ярости. Вот я и подумала: «А что, если...» О господи, о чем это я?! Такое нельзя говорить! Пожалуйста, забудьте все, о чем я вам сказала. Ничего такого в этом нет, совсем ничего! Но... но... э-э... она не вполне нормальная, нужно честно признать это. В юности с ней случались странные истории... с животными. У нас был попугай. Говорящий попугай. Он повторял всякую чушь. Однажды в ярости она свернула ему шею. После этого я уже никогда не могла доверять ей... Боже милостивый, да я сама становлюсь истеричкой!
– Ну же, ну! – пыталась успокоить Клотильду мисс Марпл. – Не вспоминайте об этом.
– Не буду. Достаточно и того, что Верити умерла такой страшной смертью. Но так или иначе, до других девушек ему уже не удалось добраться. Его приговорили к пожизненному заключению. Он все еще в тюрьме и теперь не причинит зла никому. Странно, почему его не признали душевнобольным... «ограниченно ответственным» – так сейчас принято говорить. Его следовало бы отправить в броудмурскую психлечебницу. Я уверена: он не мог отвечать за все, что совершил.