Немые вопли

Сандему Маргит

Я огляделся по сторонам. Впереди начиналась аллея, ведущая в имение. Внизу поблескивало озеро, справа узенькая тропинка вела вверх, на Фогги Хилл. И я пошел по этой тропинке, надеясь снова установить мгновенно утраченный контакт.

Тропинка постепенно поднималась вверх, петляя среди высоких осин. Местность была пустынной. Только неподалеку виднелась четырехугольная трансформаторная подстанция, а чуть подальше — водокачка. Я дошел до хвойного леса, но не уловил никаких сигналов. Потом я вернулся назад тем же путем.

Доносившиеся до меня звуки не имели никакого отношения к происшедшей истории.

Дойдя до имения, я был совершенно мокрый, но не от дождя, а от густого тумана.

Мне открыла дочь хозяина — молоденькая красивая девушка лет шестнадцати, я думаю. Кокетливо одетая, с длинными, светлыми, шелковистыми волосами и тонкими бровями. Она выглядела необычно, ведь современные девушки привыкли одеваться небрежно. Представь себе, у некоторых моих племянниц вообще нет платьев! Они повсюду разгуливают в брюках!

(Прочитав это, Эллен покраснела. У нее и самой-то было всего одно платье, когда она устроилась на эту фатальную работу в гостинице «У старой переправы». Ей следовало иметь в виду, что Натаниель питает слабость к типично женской одежде.)

Маурина — так ее звали — пригласила меня в гостиную. Там меня встретил хозяин имения Фрай. Он показался мне пародией на английского помещика: с седыми висками, прямой осанкой, одетый в твидовый пиджак и брюки гольф, в грубошерстных носках. Его жена холеная, сдержанная, чопорная и совершенно неинтересная. Она держится как самая знатная дама здесь. Разумеется, они очень переживают за Алекса. Из разговора с ними я кое-что узнал.

Когда родители Алекса умерли несколько лет назад (его мать болела той же болезнью, что и Алекс, у нее были поражены сердце и легкие), помещик Фрай пообещал взять Алекса к себе.

Никто не рассчитывал на то, что мальчик проживет долго. Фрай был назначен опекуном своего племянника и получил за это солидное вознаграждение плюс возможность распоряжаться состоянием мальчика.

В случае смерти Алекса его состояние переходило к родственникам по материнской линии, откуда это состояние и было получено. Фрай не имел на него никаких прав. Поэтому семейство Фрай было заинтересовано в том, чтобы мальчик получал надлежащий уход, что и было на самом деле. Они просто сдували с него пылинки, как сказал мне один их сосед, которого я посетил позже в тот же день.

Все очень скептически относились ко мне, не веря в такие «штучки». Но я уже к этому привык, ведь людям нашей «профессии» приходится испытывать много унижений, дорогая Эллен.

(Этот намек на какую-то общность между ними приятно тронул Эллен, и она восторженно засмеялась, прочитав эти строки.)

Но они терпеливо отвечали на все мои вопросы, тем более, что полиция спрашивала у них чуть раньше о том же самом.

Тебе, наверное, интересно, что я чувствовал, находясь в этом доме? В доме у Кена все было нормально. Здесь

же что-то было не так. Было бы нормально, если бы эти люди излучали озабоченность, растерянность, беспокойство. Но я уловил только страх. Вот это и не было нормальным.

Но позволь мне изложить нашу беседу, насколько я ее запомнил.

Меня не интересовали чисто полицейские аспекты: что было у Алекса при себе, в какое время он ушел и так далее. Об этом я уже узнал в полицейском участке.

— Алекс знаком с Кеном Брауном? — спросил я.

— Алекс никого здесь не знает, — ответила фру Фрай. — Большую часть времени он проводит в доме, когда живет здесь, а вообще-то он лечится в одной швейцарской больнице и бывает на курортах в других странах.

Увидев легкий румянец на щеках девушки, я обратился непосредственно к ней:

— Возможно, ты знаешь Кена?

— Этого лоботряса? — засмеялась она. — Который целый день околачивается в конюшне? Он корчит из себя важную персону и делает вид, что знает все о лошадях. Нет уж, увольте, это не моего поля ягода!

— А Лиз Томпсон ты знаешь?

— Нет, мы с ней не знакомы! Она из тех, кто пробует всех мальчиков подряд. Меня ничуть не удивляет, что с ней случилась беда, фактически она сама напросилась на это.

— А Алекс ее знал?

— Конечно, нет!

Возможно, Маурин покажется тебе весьма несимпатичной в моем описании, но на самом деле это не так. На губах ее играет невинная улыбка, голос мягкий и приветливый. Фактически, я питаю слабость к таким светловолосым, хрупким существам.

(Спасибо! — фыркнула Эллен и посмотрела в зеркало на свои пышные черные кудри и жизнерадостное лицо.)

Натаниель продолжал:

«Пришлось взяться за дело осторожнее. Я спросил:

— Скажи мне… В вашей местности известно что-нибудь о шабаше ведьм?

Они переглянулись. Наступила неловкая пауза. Наконец хозяин нерешительно произнес:

— Думаю, вам нужно спросить об этом моего глубокоуважаемого соседа. Он знает об этом намного больше, чем мы.

И поскольку он произнес это весьма кислым тоном, я понял, что рыба клюнула, и спросил:

— И что же это за сосед?

— Думаю, Вы не могли не заметить его строения из стали, стекла и камня. Его зовут Дуглас Бигбай, и он сам называет себя писателем. Наверное, написал одну статейку в какой-нибудь газете в тридцатые годы.

— Да нет же, папа, он не такой старый!

— Это не имеет значения, одному богу известно, на что он живет. Может быть, торгует колдовскими и приворотными зельями?..

Было ясно, что им не хочется больше говорить о господине Бигбае, поэтому я, сократив ход беседы, спросил напрямик:

— Чем вы так напуганы?

Все разом вскочили и с ненавистью уставились на меня.

— Разве не естественно быть напуганным, когда пропадает мальчик? — сердито сказала жена.