Ненасытное море
Шрифт:
Очень уж простым и легко выполнимым было это условие – мокой хотел лично избрать способ смерти ненавистного им обоим человека, а Джону было все равно, как тот умрет.
«Мой предок, капитан Барракуда, наверняка гордился бы мной!» – гордый собой Джон выпятил грудь и выпрямился, приподнимая подбородок, словно силясь стать похожим на предка.
Тень захихикала, и человек с непониманием вскинул брови. К странному чувству юмора морской твари он, конечно, уже успел привыкнуть, но в этот момент искренне недоумевал.
«Что
«Ниччего…» – мокой еще раз хихикнул и умолк, мысленно укоряя себя. Зря, зря он проявил истинные чувства, зря позволил себе посмеяться над этим идиотом! Глупый человек, наивный человек призвал его, уповая на помощь и до сих пор верит в искренность помощника! Смешно. Смешной мальчишка, смешшной ччеловек… Если бы у него было больше ума, он бы додумался узнать больше о своем предке, и тогда ни за что, ни в коем случае не говорил бы и не думал, что тот может гордиться им. Уж чем-чем, а сотрудничеством с морским дьяволом, Барракуда доволен быть точно не мог!
«Бермудсские… осстрова!» – шепнул мокой, и молодой капитан Кэмпбел снова вскинул брови.
– Так что ж ты молчал? Значит, он отправляется на Бермудские?
«Они… его друззья… вссе вмессте…»
– У него есть друзья??? – эта новость изумила его еще больше. Того, что с убийцей кто-то может дружить, он не ожидал, да и вообще был убежден, что у такого человека могут быть только враги.
– Кто они?
«Не ззнаю… Ззнаю… Его жжертва…» – мокой замялся, не зная, как объяснить, да и не испытывая желания тратить слишком много слов на объяснения. Пусть избранный человек изумляется, или ужасается, пусть он делает все, что хочет. Он, мокой, пройдет по своему пути его ногами.
Он тяжело вздохнул и недовольно шевельнулся в теле молодого Кэмпбела.
– Ты чего?
Безмозглый мальчишка всегда проявлял какую-то невнятную заботу о нем, всегда беспокоился о том, что он думает и чего желает. Это тоже невыгодно отличало его от Арчи, которому на желания тени всегда было наплевать.
«Ниччего… ххочу отправитьсся… зза ним…»
Губы самопровозглашенного Барракуды изогнула кривая ухмылка.
– Я тоже хочу поскорее настичь этого ублюдка. Но что поделаешь – приходится выжидать, терпеть! Попробуем поймать его на Бермудских, или хотя бы выяснить, куда…
«Ссххожу… к нему… сснова…» – мокой шевельнулся, намекая что хочет покинуть тело человека. С этим телом он мог позволить себе даже такое, оно не нуждалось в постоянном контроле. Оно итак всецело принадлежало ему, и все мысли этого человека были для него открытой книгой. С Арчибальдом Молле он никогда не был до конца уверен, о чем думает человек.
– Такое чувство, что ты по нему скучаешь.
Ах, наблюдательный гаденыш! Что за глупые выводы! Нет, нет-нет-нет, он не скучает по этому сильному ублюдку, он мечтает одолеть, мечтает убить его… но он должен быть в курсе дела. Должен точно знать, что все идет так, как надо, и что ловушка все-таки сработала.
«Подготовь… ихх… Пуссть жждут!» – приказал он и, подумав, прибавил еще одно слово, тяжелое, сложное человеческое слово, – «Жертвоприношшшение…»
– Ты хочешь принести Молле в жертву? – Джон расплылся в довольной улыбке, – Ну, что ж, я совсем не против такого расклада. Этой твари место только на дне океана, пусть волны поглотят его! И его жизнь даст силу тебе.
«Ссоглассен…» – мокой сдержал вздох. До чего же глупое тело он избрал на сей раз!
«Мне нужжен ещще… один… Тирвассс…»
– Тирвас? – Кэмпбел почесал висок задней частью ручки, – Я что-то слышал о таком слове… мм… не помню, что-то где-то говорили… зачем он тебе?
«Его кровь… дасст сссилу!» – тень раздраженно завозилась, – «Подготовьсся! Они придут… вссе придут, и ты убьешшь ихх…»
***
Была ночь. Последняя ночь на лайнере – завтра они прибывали в порт Гамильтона, а покидать его уже заранее решили на самолете. Вокруг царила сонная тишина, лишь изредка прерываемая тихим шелестом волн.
Арчибальд стоял у борта на верхней палубе – единственный из пассажиров, кто не спал в этот час, – и смотрел на воду. Ему хотелось скорее добраться до цели, его душа жаждала определенности, конкретности, ему безмерно опротивела эта зыбкость, окружающая его – и относящаяся к океану, и относящаяся к действительности.
Он хотел понять. Понять, что замыслил мокой, узнать, каковы его намерения и уже на основании этого определиться с собственными действиями. Он любил действовать, любил бросаться в бой, сражаться, убивать и побеждать, а вынужден был торчать у борта, ожидая конца путешествия.
Спать ему не хотелось. Мыслей было много, даже слишком много, и мужчина предпочитал потратить ночное время на размышления, на попытки восстановить цепь событий, определить для себя причинно-следственную связь.
– Жждешшь?
Знакомый шипящий голос, внезапно зазвучавший, вынырнувший из волн, заставил его вздрогнуть и вглядеться пристальнее. Вода, вода, вода… но может ли морская пена вдруг сложиться в острые зубы, могут ли среди океанской воды загореться злые глаза, глаз, единственный глаз морской твари!
– Не могу дождаться, – бросил ядовитый ответ Молле, – Зачем явился?
– Помощщь… – мокой завозился, извиваясь в воде, потом вдруг подался вверх и заколыхался над водой бесплотной тенью. Слишком хорошо знакомой тенью.
– Я сказал, что не буду помогать тебе.
– Знаешшь… тирвасс… он зздессь?
Арчи чуть приподнял уголок губ. Догадка Доминика начинала подтверждаться.
– Не твое дело.
Тень мерзко захихикала, забулькала, заколыхалась, то исчезая под водой, то вновь появляясь на поверхности.