Ненасытность
Шрифт:
К кому? Разве не думал он о том, что ее тело, возможно, уже унесли в морг?
Ах, как несправедливо устроена жизнь! Глаза у него слипались. Пожав ее руку, он сказал:
— Я люблю тебя, Марит.
Потом он наклонился и поцеловал ее в щеку. По ее щекам снова покатились слезы, и он вытер их. И он вышел из изолятора в темный коридор.
Андре был, разумеется, счастлив, что его берут в поездку. Нести он мог только самые легкие вещи, зато по дороге задавал тысячу вопросов. Ему хотелось знать все, ведь до этого единственной поездкой в его
На этот раз ему предстояло поехать гораздо дальше, делать пересадку на поезде. Хорошо, что он ехал вместе с мамой, иначе можно было легко заблудиться.
И вот они сели в поезд, идущий в Лиллехаммер, их обдало угольной пылью, но настроение у обоих было прекрасным. Андре постоянно высовывался в окно, пока лицо его не стало совершенно черным от дыма, он пел и смеялся, подставив лицо ветру, наслаждался видом пролетавших мимо деревьев и лесных озер и совершенно замерз бы, если бы мама Бенедикта не втащила его обратно и не закрыла окно. В купе стало совершенно тихо, словно уши у них заложило ватой. Слышался лишь перестук колес, казавшийся Андре чудесной музыкой. А какими вкусными показались ему бутерброды, которые достала из сумки мама! А потом ему пришлось зайти в маленькое помещение, чтобы умыться и вымыть руки, где так качало и трясло, что он чуть не упал. Возвращаясь назад, он держался обеими руками за скамейки, и лицо его излучало счастье, когда он смотрел на остальных пассажиров. Но ему не разрешали выходить на платформу и стоять там, это опасно, сказала мама. Поезд останавливался на станциях, пассажиры входили и выходили, какой-то человек свистел в свисток и махал флажком, и поезд снова набирал ход, напряженно пыхтя.
Андре ничего не сказал своей матери о том незримом друге, который был с ним все это время. Высокий, статный мужчина с черными локонами и излучающими тепло глазами делил с Андре все впечатления, держал его за руку.
Кристоффер отправился на вокзал встречать их. По дороге он встретил Лизу-Мерету, которая шла за покупками. Она была увлечена своим новым занятием.
— Посмотри, что я нашла в фарфоровой лавке, Кристоффер! Точно такой же набор трубок, как у моего отца!
— Но я же не курю, дорогая.
— Да, но он понадобится, возможно, нашим гостям, ты же понимаешь! И вообще, это так солидно — иметь дома набор трубок, тебе не кажется?
«Эти трубки всегда так воняют», — подумал он, но промолчал. Ее рвение было так трогательно. Она обустраивала их дом, мысль об этом согревала его душу.
Она взяла его под руку, уже убедившись в том, что он не заразный.
— Кристоффер, я думала о нашем последнем разговоре. Я знаю, что могу целиком и полностью положиться на тебя. Просто меня смущает, что ты так хорош собой и что другие девушки, конечно, бегают за тобой. Ты ведь знаешь, как девушки ловят в свои сети мужчин! Сам не заметишь, как уже попался в ловушку!
— Можешь быть спокойна, Лиза-Мерета, — с улыбкой ответил он. — Меня интересуешь только ты.
— Хорошо, если это так, — с удовлетворением сказала она. — Как дела у Бернта? Я слышала, что уже лучше.
Откуда она могла узнать об этом? Тем более, что это вовсе не соответствовало истине. Бернту становилось все хуже и хуже.
— Он скоро получит помощь, — уверенно произнес Кристоффер. Она кивнула.
— А эта твоя хуторянка?
— Она умирает. Возможно, уже умерла.
Не услышала ли Лиза-Мерета, насколько сдавленным был его голос? Похоже, что нет, потому что она непринужденно заметила:
— Все-таки жизнь ее не была особенно радостной… Ты не зайдешь ко мне?
Он сказал, что должен встретить свою «старшую сестру» Бенедикте на вокзале.
На матово-гладком лице Лизы-Мереты на миг появилась гримаса, но она тут же прощебетала:
— Мне пора домой! Она приедет надолго?
— Не знаю. Думаю, на несколько дней. Ты должна познакомиться с ней и с мальчиком.
— Он тоже приедет с ней? Но ведь он же…
Она запнулась. Что она хотела сказать? Что он школьник? Возможно. Кристофферу было трудно поверить, что Лиза-Мерета хотела назвать его незаконнорожденным в знак протеста против того, чтобы общаться с ним. Нет, конечно, нет, на это его Лиза-Мерета была не способна.
Они расстались. Случайно обернувшись, Кристоффер увидел элегантную фигурку Лизы-Мереты на другой стороне улицы. Она шла вовсе не домой, а скорее… к вокзалу! Да, вот она свернула за угол. Та улица, по которой она шла, тоже вела к вокзалу, так же, как и улица, по которой шел он.
Странно! Впрочем, она могла идти туда и по каким-то своим делам. Однако этот факт был ему неприятен.
Когда поезд остановился, Кристоффер уже ждал на платформе. Андре крикнул ему и замахал рукой. Они бросились навстречу друг другу, багаж оказался не помехой.
— Привет, Бенедикте, как я рад снова видеть вас обоих! — со смехом произнес он, но Бенедикте тут же заметила на его лице следы усталости и озабоченности. — Каким большим стал Андре! М-м-м, вот это рукопожатие!
При этом он вскользь произнес, обращаясь к Бенедикте:
— И какой он красавец!
— Да, я просто не могу поверить, что это мой сын, — прошептала она в ответ.
Другой на его месте действительно удивился бы, но Кристоффер всю свою жизнь знавший Бенедикте и привыкший к ее внешности, отражавшей ее добродушие и сердечность, вовсе не был этому удивлен. На миг ему показалось, что он видит ржаво-красное, с серой оторочкой пальто Лизы-Мереты возле здания вокзала, но это не имело для него особого значения. Может быть, она просто хотела подойти к ним и поздороваться!
Это в самом деле была Лиза-Мерета. Утонченная светская девица тут же смотала удочки, пока ее не заметили. Ей удалось увидеть так называемую старшую сестру своего возлюбленного, и она была полностью удовлетворена. Более безопасную женщину, чем Бенедикте, трудно было найти. Эдакая толстая, уродливая корова! Но как она могла родить такого красивого сына, было выше понимания Лизы-Мереты. Она могла просто усыновить его и считать своим. А впрочем, это было не так важно.
Фрекен Густавсен спокойно отправилась домой.