Ненависть
Шрифт:
— Ишь выкидается ровно чибисъ подъ тучею, — сказалъ кто-то въ толпѣ.
— Артемовъ, иди, братику, иди!.. Ты, поди, коровъ рѣзалъ, какъ приказъ вышелъ въ обчество сдавать.
— Ну, рѣзалъ?.. А табѣ чего?.. Свои чать коровы, — мрачнымъ басомъ отвѣтилъ худой и нескладный казакъ съ темной бородой.
— Свои… Замурилъ — свои!.. Не слыхалъ точно, — нынѣ все обчественное. Ничего своего.
— И жизня, чай обчественная?..
— Лиховидовъ и ты ступай, ступай!.. Объяснимся въ чистую!..
Такъ было отобрано болѣе ста казаковъ. Ихъ окружили
Шли не спѣша, въ мертвой, торжественой мрачной тишинѣ.
Красное солнце, обѣщая ведро, спускалось къ коричневой выгорѣлой степи. Сладостно пахло горечью полыни и сухою богородничной травкой. Назади, на востокѣ, густо лиловѣло небо. Надъ степью бархатнымъ покровомъ стелился оранжевый туманъ.
У оврага толпу остановили, и чекисты, расталкивая руками людей, поставили всѣхъ вызванныхъ въ одну длинную шеренгу. Тѣ стали въ оборванныхъ рубахахъ, кто въ шапкѣ, кто простоволосый и тупо смотрѣли на землю, Въ сторонѣ маячили конные буряты. Казаки видѣли ихъ косые, злобные глаза подъ свалявшимися фуражками съ красной звѣздой и ихъ бронзовыя не Русскiя лица. По бокамъ шеренги поставили пулеметы. Спѣшившаяся прислуга сидѣла подлѣ нихъ, на готовѣ.
И всѣмъ стало ясно: — готовилась расправа. Никуда не убѣжишь. Безсильны были изголодавшiеся люди, уставшiе отъ цѣлаго дня стоянiя на дворѣ кол-хоза.
У гуменныхъ плетней, гдѣ поросла густо сѣдая полынь и откуда шапками торчали блѣдно-зеленые высокiе лопухи стали женщины — жены и матери вызванныхъ казаковъ. Никто не понималъ, что происходитъ. Стояли спокойно, какъ стоитъ скотъ, приведенный на бойню.
Молодежи среди вызванныхъ не было. Молодежь стояла въ сторонѣ, переглядывалась между собою и подмигивала на отцовъ и старшихъ братьевъ.
— Контр-рыцiонеры!.. Га-га!!.
Володя, сопровождаемый Драчемъ, чекистами и крас-комами бурятскаго полка медленно подошелъ къ молчаливо-стоявшей шеренгѣ.
— Сказъ мой, граждане, будетъ короткiй. Совѣтская власть требуетъ выдачи бѣло-бандитовъ, участниковъ шайки… Требуетъ проводника для розыска ея предводителей… Поняли?
Никто, ничего не отвѣтилъ.
Минуты двѣ Володя стоялъ противъ шеренги, ожидая покорности. Казаки смотрѣли въ землю и стояли, разставизъ босыя ноги. Тяжелый духъ шелъ отъ нихъ.
Володя поднялъ голову. Бѣлокрылый чибисъ, играя, чертилъ по вечернему, лиловому небу свѣтлый зигзагъ. Полна нѣжной ласки была засыпавшая степь. Было слышно въ вечерней тишинѣ тяжелое дыханiе толпы, гдѣ то неподалеку громко плакалъ ребенокъ.
Володя повернулся къ Драчу.
— Товарищъ, — сказалъ онъ. — Надо привести людей къ повиновенiю.
— Есть, — по матросски отвѣтилъ Драчъ. — Товарищъ старшина [12] ты съ лѣваго фланга, я съ праваго.
Note12
Вахмистръ.
Рослый
— Начинать, бачка, прикажешь? — сказалъ бурятъ.
— Да, начинай.
Первый выстрѣлъ раздался глухо и, такъ какъ никто его не ожидалъ, никто какъ то на него не обратилъ вниманiя. Точно палкой ударили по сухой доскѣ. Крайнiй казакъ упалъ, какъ подкошенный. Напряженная, томительная тишина стала кругомъ.
— Бацъ… бацъ…, - раздавались въ ней выстрѣлы. — Бацъ… бацъ…
Казаки съ окровавленными висками и затылками падали на землю, какъ трава въ сѣнокосъ.
Всякiй разъ, какъ кончалась обойма и Драчъ доставалъ новую, онъ спрашивалъ:
— Скажете, гдѣ атаманъ бѣло-бандитовъ?.. Глухо молчала шеренга.
Уже восемдесятъ человѣкъ было убито, когда изъ шеренги вышелъ весь посѣрѣвшiй лицомъ пожилой казакъ и едва слышно сказалъ:
— Остановите бойню… Я проведу къ атаману.
— Давно-бы такъ… Сколько патроновъ зря поизрасходовали, — сказалъ Драчъ и наигранно весело крикнулъ Мисину и въ толпу казаковъ;
— Ну, браточки, принимайтесь за лопаты, зарыть эту падаль, чтобы не воняла, а остальныхъ препроводить въ слободу на судъ… Поняли?..
Подрагивая ногой, щеголевато Драчъ пошелъ къ Володѣ, стоявшему въ сторонѣ и съ нимъ вмѣстѣ направился къ автомобилю.
Едва машина завернула за уголъ въ улицу хутора, какъ точно плотину прорвало — раздался плачъ, всхлипыванiя и причитанiя. Женщины бросились къ убитымъ казакамъ.
XIII
— При Петрѣ Великомъ, — наставительно говориль Володя Мисину, сидѣвшему на переднемъ сидѣнiи и неловко поворачивавшемуся къ комиссару, — вашего брата — казака и не такъ истребляли. Сiю сарынь, — говорилъ Царь, — надо до конца извести.
— Да вишь ты и не извели, — сказалъ Драчъ.
— Имѣйте въ виду, гражданинъ, — зловѣще продолжалъ Володя, — совѣтская власть уничтожитъ всѣхъ казаковъ. Что вы дѣлаете?.. Этою осенью въ Ростовѣ съѣхалось все политическое управленiе красной армiи — Кагановичъ, Микоянъ, Гамарникъ, всѣ видные чекисты были на этомъ съѣздѣ — Ягода, Черновъ, Юркинъ, Шкирятовъ и генеральный секретарь ком-сомола Косыревъ… О чемъ вы думаете, казаки?.. Вы свои вольности позабудьте, это вамъ не Царская власть!.. На Кубани за полный срывъ плановъ по сѣву и хлѣбозаготовкамъ занесены на черную доску Ново-Рождественская, Медвѣдовская и Темиргоевская станицы. Хотите, чтобы и у васъ тоже было!.. Черная доска!.. Совѣтская власть знаетъ, что дѣлаетъ… Вы, можетъ быть, скажете, что уже очень жестоки мѣры!.. Бьемъ всѣхъ, не разбирая правыхъ и виноватыхъ. А какъ-же? Точно мы не знаемъ, сколь опасно наше положенiе. Развѣ не было у насъ того, что отдѣльные заводы давали цѣлые полки бѣло-гвардейцевъ?.. А помните — Кронштадтъ?.. Мы все это учитываемъ…