Ненависть
Шрифт:
– Спасибо, Холмс, про стишки – очень кстати, а что про жену накопал?
– Тоже не без талантов женщина, когда-то была подающей большие надежды пианисткой, закончила консерваторию с отличием, но, когда вышла замуж и забеременела, всё оставила и стала домохозяйкой. Года два назад у неё обнаружили рак, много лечилась, но ничего не помогало. Если бы не убийство, то через пару недель сама бы умерла, по словам врачей.
– А у тебя, Дон Жуан, что по Львовым младшим?
– Да, в общем, ничего особенного, – жуя бутерброд и запивая его чаем, сказал Сергей.
– Совсем ничего? Расскажи хоть это ничего.
– То, что было до ухода из органов, рассказывать не буду: ты лучше меня знаешь, а вот после – большие перемены у него. Я уже говорил о секте, так вот, в девяносто пятом Львов крестился у них, потом – его жена, через два года дочь умерла после аварии. Кстати, жена у него – красавица, бывшая певица, из богатой семьи, дочь известного стоматолога. Короче, упакована по высшему разряду, мечта поэта! Львов знал, кого в жёны брать, говорят, это его папенька его за неё сосватал.
Сейчас Львов – активный еговист, ходит по домам и агитирует, посещает сходки в их церкви, они ее называют «зал царства». Более того, по словам единоверцев, он у них старейшина и пионер – это особые титулы у еговистов. Короче, выбился в начальство наш бывший коллега в своей секте. Жена – тоже пионер, точнее, пионерка. Соседи говорят, что они часто уезжают на неделю из дома, а бывает, что и по полгода их не бывает. Как я узнал, это связано с их религиозной деятельностью, соверующие говорят, что они в каком-то «разъездном служении» задействованы. Что это за дела такие, пока не знаю.
– Что насчёт завещания?
– Львов не скрывает, что знает о завещании и о том, что отец лишил их всего. Говорит, что понимает отца и претензий к нему не имеет. Работает он в строительной фирме, зарабатывает неплохо, говорит, им с женой хватает.
– Что про других детей узнал?
– Средний сын – бывший военный лётчик, имеет боевые награды за Чечню. Живёт в Ростове-на-Дону. Тоже неожиданно оставил службу в начале двухтысячного, в личном деле написано, что по состоянию здоровья. В том же году стал еговистом, сейчас тоже старейшина и пионер. В настоящее время находится в Германии, как сообщили коллеги из Ростова, на конгрессе Свидетелей Иеговы, обещал вернуться через неделю. Кстати, в воскресенье был здесь в Москве.
– Так он на похоронах родителей не будет что ли?
– Какие похороны? Бог с вами, Андрей Игоревич! – воскликнул театрально Сергей. – Он же еговист! Они своих не хоронят, а ты хочешь, чтобы он приехал православных родителей хоронить. Как же, не дождётесь!
– Мрак какой-то, – нахмурился я. – Ладно, что там по дочери?
– Елизавета Викторовна – аппетитная дамочка! Красавица, спортсменка (мастер спорта по стрельбе из пистолета), активистка у себя в секте (тоже пионер), причём, она самая первая из детей Львовых в секту вступила, ещё в девяносто втором. Живёт в Нижнем, сейчас здесь.
– Спасибо за информацию! Теперь давайте распределимся. Поскольку, версия сантехника лопнула, займёмся Львовыми вплотную. Я с Ромой поработаю, моим давним товарищем. Ты, Петя, дочерью, а ты, Серёга, лётчиком.
– А можно мне дочерью? – взмолился Сергей, подскочив со стула.
– Что монашку захотел попробовать? – засмеялся я. – Ладно, тогда ты, Петь, за лётчика возьмись. Если это дело Рома провернул, ему нужны сообщники. А кто как не родные, да ещё и однопартийцы, и товарищи по несчастью?!
Обсудив детали дальнейшей работы, мы разбежались выполнять намеченное. Я взял номер телефона Львова у Серёги и тут же позвонил. Мы договорились встретиться через час у него на работе.
Я подъехал к новой многоэтажке, построенной на месте снесённого аварийного барака, известного, как притон бомжей и наркоманов. Новый дом ласкал взор и обнадёживал сердце, что больше не придётся выезжать сюда, чтобы выяснять, чей труп здесь обнаружили.
Поднявшись на восьмой этаж, я нашёл нужную квартиру и позвонил. Дверь открыл сам Львов. Он стоял на пороге в рабочем комбинезоне и белой бандане на голове. Внешне Роман почти не изменился, хотя прошло уже более десяти лет с нашей последней встречи. Он добродушно улыбнулся.
– Здравствуй, Андрюха! – воскликнул он, протянул обе руки, словно желая обнять меня.
Я тоже был рад его видеть, но внешне постарался этого не показывать, поэтому сдержанно поздоровался и прошёл в квартиру. Ремонт шёл полным ходом, мебели не было, вокруг лежали рулоны обоев, стояли банки, тазики, вёдра, возле стены стремянка. Мы прошли на кухню: здесь ремонт был уже закончен; она радовала глаз приятной новизной и необычностью ажурных арок над головой.
– Твоя работа? – спросил я, указывая на потолок.
– Да, – ответил Роман, понявший по моей холодности, что за ней кроется.
– Я так понимаю, ты уже в курсе о ходе дела? Прими мои соболезнования по поводу смерти твоих родителей.
– Спасибо! О деле знаю, но не очень много. Меня не пустили в квартиру.
– Что думаешь об этом? – спросил я, присев на стул возле окна.
– Думаю, что кто-то разыграл спектакль, чтобы подставить невиновных под раздачу.
– Не буду юлить, как уж на сковородке, ты знаешь, я этого не люблю. Я ценю тебя, как отличного сыскаря, но теперь ты не с нами, и у меня есть веские причины считать, что этот спектакль разыграл ты.
– Ну, что ж, спасибо за откровенность! Раз ты так считаешь, значит, дело очень серьёзное, я готов отвечать на твои вопросы, – он сел на стул с другой стороны стола, который стоял здесь же у окна и внимательно посмотрел на меня. Я хорошо помнил его проницательный взгляд, который, казалось, сканировал до самого нутра, да так, что холодная дрожь пробегала по спине. Но сейчас его взгляд был другим, сочувствующим и добрым. Поймав его, я отвёл глаза в сторону и спросил:
– А что лично ты знаешь по этому поводу?