Ненавижу? Хочу! Или кое-что о мачо
Шрифт:
– Гуляй уж, Шурик, – усмехнулся измученный мною мужчина, – а я… Я буду тебя ждать.
Странно, но после разговора с Эдиком мне стало гораздо легче. Во всяком случае, теперь я точно знала, что мне делать. Сначала я по внутреннему телефону позвонила Степашкину и ошарашила его известием о том, что ухожу в отпуск. Он презрительно хмыкнул, но отказать мне не посмел. Еще бы он мне отказал – я не уезжала из Москвы уже два года! А потом… потом я позвонила Лерке.
– Ну что, едем? – весело спросила она. – Я уже купила тур. Лимассол, отель «Времена года», пять звезд, у самого моря.
– Едем! –
Покупая новый купальник, я всегда размышляю о будущем курортном романе. Вообще-то настоящего курортного романа в моей жизни никогда не было – только легкий пляжный флирт. Да и в этот раз мне будет не до горячих южных мачо – я еду на Кипр не за новыми впечатлениями, а за одиночеством, которое, даст бог, поможет мне ответить на самый главный вопрос.
Мы с Лерой бродили по универмагу «Калинка-Стокман». Купальники выбирали. Честно говоря, у меня полный шкаф этих купальников, почти новых, даже не успевших выгореть на солнце. Но каждый раз, когда я отправляюсь на курорт, меня так и тянет приобрести еще один.
– Хочу быть роковой женщиной! – воскликнула Лерка, схватив с полки леопардовый бикини с массивными золотыми пряжками. – Хоть на одну недельку, но настоящей фамм-фаталь.
Я с сомнением взглянула на выбранный ею миниатюрный пляжный костюм.
– Скорее, ты будешь похожа на подружку рэппера. В каждом «черном» видеоклипе есть вульгарная блондинка в леопардовом.
– М-да? – Лера зашвырнула купальник обратно на полку. – Тогда хочу быть девочкой-припевочкой.
Она приложила к себе розовый лифчик с вышитыми ярко-красными клубничками.
– Мне идет?
– Безумно.
– Нет, хочу быть классической стервой! – возопила она, схватив черный закрытый купальник.
– Хочу быть паинькой! – она выбрала закрытый пляжный костюмчик в стиле шестидесятых годов.
– Хочу быть продвинутой и стильной, – возразила она самой себе, приметив купальник в стиле «милитари».
– Хочу быть развратницей!
– Хочу быть монашкой!
– Хочу быть Мэрилин Монро!
Через полчаса пребывания в этом театре одного актера у меня раскалывалась голова.
– Лер, ты уж определись, чего ты на самом деле хочешь.
– Хочу… Хочу… Ах, Кашеварова, на самом деле я просто хочу мужчину, – вздохнула Лера, сгребая в охапку все вышеописанные купальники.
– О, как ты запела, – поддела я ее, – еще вчера ты их всех ненавидела.
– А я и сейчас ненавижу, – невозмутимо заметила новоявленная обладательница десятка разномастных купальных костюмов. – Ненавижу, но… Но хочу. Если честно, я очень рассчитываю на курортный роман.
Курортный роман. Я криво усмехнулась.
Курортная любовь – это обман по собственному желанию. Ты словно добровольно становишься персонажем насквозь предсказуемого фильма. Реплики главных героев заранее расписаны. Все, что тебе нужно, – это расслабиться и плыть по течению. Но самое главное и сложное: усвоить единственное правило игры. Курортный роман заканчивается, как только ты садишься в самолет. Пытаться продлить южные отношения и перенести их в заснеженную Москву – мероприятие бессмысленное,
Однажды моя близкая подруга Жанна влюбилась в турка по имени Ибрагим (она называла его ласково – Ибо). Ибо был необычайно хорош собой – смуглое крепконогое дитя природы с блестящими глазами-оливками и буйной растительностью на загорелой груди. Жанна познакомилась с ним во время отпуска в Анталии. По ее словам, это была любовь с первого взгляда, причем взаимная. Они увидели друг друга, и оба сразу поняли, что это и есть судьба. То были лучшие дни в жизни Жанны – они занимались любовью на пляже, и в море, и в ее гостиничном номере, и в его раздолбанном автомобиле, и даже в общественном туалете на заправочной станции – об этом сексуальном приключении ей очень нравится рассказывать шокированным подружкам.
Неминуемая разлука еще больше обострила их страсть. Вернувшись в Москву, Жанка приуныла. Окружающая реальность казалась никчемной и серой, ей хотелось одного – послать всех к черту и вернуться к гостеприимным турецким берегам. Что она спустя какое-то время и сделала. Ибо ждал ее, он встретил ее в аэропорту и тут же признался в любви. Он познакомил ее со своими родителями и даже подарил ей обручальное кольцо. Вернувшись в Москву, счастливая невеста принялась готовиться к свадьбе. Она записалась на курсы турецкого и сделала татуировку на животе – имя любимого готическим шрифтом. Увидев это безобразие (я имею в виду аккуратно выведенное слово «Ибо» на ее плоском животе), я воскликнула: «Да ты с ума сошла! А что, если вы расстанетесь?!» На что Жанна, глаза которой горели фанатичным огнем, ответила: «Никогда! Он – тот, кого я искала все эти годы!»
И татуированная Жанна отправилась в Анталию в третий раз. Причем на этот раз ее ждало жестокое разочарование. Видимо, активная русская невеста надоела турецкому красавчику. А может быть, его смутила татуировка. Он вдруг заявил Жанне, что ничего такого он не имел в виду, на замужество вовсе не намекал, кольцо подарил просто так, в знак дружеской симпатии, и вообще – у него давно есть жена, даже две (думаю, про вторую он ввернул для красного словца).
Что здесь началось! Жанна, будучи натурой, склонной к показательным истерикам, затеяла демонстративное самоубийство. На глазах у неверного Ибо она приобрела в аптеке упаковку снотворного и хирургический скальпель. Целый день она изображала из себя воплощение скорби – она даже наведалась к турецкому нотариусу и составила завещание на ломаном английском. Но Ибо остался равнодушен – он просто не поверил в то, что Жанка и в самом деле решила расстаться с жизнью.
И правильно сделал – потому что она и не собиралась. Поняв, что затея с самоубийством провалилась, Жанна поменяла билет и вернулась в Москву. Через какое-то время она забыла о турецком обидчике. «А как же теперь быть с татуировкой?» – не могла не поинтересоваться я. «Легко!» – весело подмигнула Жанна, задрав майку. Я посмотрела на ее живот и расхохоталась – аккурат над пупком готическим шрифтом было выведено: «… Ибо все мужики – козлы!..» Так вот имя экс-любимого трансформировалось в философский лозунг.