Ненавижу и… хочу
Шрифт:
– Пока считай, что я – добрый и бескорыстный супергерой.
– А потом?
– А потом будет потом. Собирайся быстрее, мне к восьми на работу.
Это очень безрассудно: садиться в машину к едва знакомому мужчине, который еще совсем недавно олицетворял собой самый настоящий страх. Но я смертельно устала, это был безумно долгий день, а ночь вырвала мне душу наживую без наркоза. Я сижу, закрыв глаза, отстраненно вожу ладонью по мягкой коже заднего сидения, вдыхаю запах ароматизатора и думаю о том, пил ли
– Это здесь? Боже, ну и дыра… дом что, аварийный?
– Уже пару лет хотят признать.
В ночи старый дом на десять квартир выглядит еще более жутко и убого.
– Ты уверена, что там безопасно?
– Уверена. Спасибо, что подвез.
Там нет горячей воды, а батареи еле-еле греют, но зато там становится легче. Это чувство сложно описать: я помню дом еще с детства, со времен бабушки. Как приезжала к ней и проводила в двух крошечных комнатах самые счастливые часы. Ее мебель еще частично сохранилась и, хоть обстановка давно потеряла шарм и уют, там все же легче.
– Лиз… – Вадик мнется. – Ты только Лешке не говори, если что…
– Не волнуйся. Он ничего не узнает. Спасибо, что подвез…
– Твою мать! – в сердцах Вадим бьет по рулю, и я вздрагиваю. – Ладно. И об этом не говори.
Когда он тянет руку, я отшатываюсь, но замечаю зажатый в ней смартфон.
– Мы ездили на шашлыки в начале осени. Всего пара фоток.
Я резко выпрямляюсь, осознав, что мне сейчас предлагают. Руки дрожат, когда я беру смарт и листаю галерею. Из-за слез, застилающих глаза, толком ничего не видно.
На фото целая толпа, но глаза безошибочно находят две нужные фигурки. Я не могу любить только сына, я жадно всматриваюсь и в его детское счастливое лицо и в Лешкино. Мне чудится в темных глазах бывшего мужа грусть. Или это отражение моей собственной?
Как же он вырос! Из карапуза превратился в почти первоклашку. До боли похож на отца, особенно профиль. Мой мальчик… Темка.
– Вадик… – у меня уже нет сил держаться, так что голос как у давно и безнадежно рыдающей женщины, – можно я себе скопирую?
– Лиз…
– Пожалуйста… у меня ни одной фотки нет. Иногда кажется, что я забываю, как они выглядят… никто не узнает, я клянусь!
– Ладно, – машет он рукой. – Копируй.
Быстро, пока не передумал, я отправляю фотографии себе на емейл и возвращаю смартфон.
– Спасибо.
Мне нечем его отблагодарить, только улыбкой, но вряд ли она приносит хоть какую-то радость, особенно сейчас.
– Что ты с собой сделала, Лизка…
Он даже не представляет.
– Ничего уже не изменить.
– А если бы могла? Не ушла бы? Осталась с Лешкой?
– Ушла бы. Если бы я могла что-то поменять, то никогда не вышла бы за него замуж. Спасибо, что подвез. Будь осторожен на дороге, хорошо?
Ошеломленный Вадим растерянно смотрит мне вслед. И, когда я уже почти на ступеньках, тянусь к двери, он кричит, высунувшись из окна:
– Подумай о работе!
Машу рукой на прощание – и темнота подъезда скрывает меня от посторонних глаз. Поднимаясь на второй этаж я уже знаю, как проведу остаток ночи. В почте меня ждут две самые ценные фотографии на свете.
Глава вторая
– Каренина, поезд приехал!
Я закатываю глаза.
– Если она еще раз повторит эту шутку, я изобью ее паровой шваброй.
– Да ладно, – хмыкает Снежа, – это уже почти традиция. Ну, давай, узнавай, в какой Мордор мы снова тащимся.
Я выхожу из комнаты для персонала и направляюсь в офис начальницы. Она неплохая женщина, строгая, но адекватная. Но эти ее шуточки… порой я ненавижу свою фамилию. Сначала гордилась – красивая отсылка к красивой трагичной истории. А сейчас через раз слышу «Чего? Каренина? В разводе? Ахахаха, на РЖД не хочешь пойти работать?».
– Ирина Дмитриевна? – заглядываю в кабинет. – Вызывали?
– Да. Садись. Смотри, в бизнес-центре «Омега», который по Ленина, был ремонт. Нужно отгенералить верхние два этажа, вместе с балконами. Впятером справитесь за три дня?
– Справимся, конечно. А там все плохо?
– Да не особо, мусора нет, по мелочи. Стекла и глянца много, как и везде. Окнами займутся промальпинисты, а вы отдрайте все внутри. И чтобы без эксцессов.
– Да, конечно.
– Тогда вперед. За старшую. И смотри, чтобы как в прошлый раз не получилось, ясно?
– Хорошо, Ирина Дмитриевна.
– Тогда свободна.
Да, если никогда толком не работала, шишки приходится набивать самостоятельно. Я осталась совсем без денег, когда, понадеявшись на сознательность девчонок, отправила их одних убираться в загородном доме какого-то мужика. Должно быть, хозяин дома очень удивился, застав уборщиц попивающих гаванский ром из любимых хрустальных бокалов супруги. Вместо того чтобы усердно драить дом отведенные два дня, девчонки решили, что раз хозяева уехали на неделю, то можно расслабиться и шикануть.
Мне крепко влетело, и с тех пор я не отлучаюсь с работы. И хотя миллион раз просила не назначать меня старшей, Ирина Дмитриевна все равно упорствует. «Ну а кого? Этих дур? Тебе тут одной работа нужна, а не грелка для ленивой жопы».
Я возвращаюсь к девчонкам и тоскливо смотрю в чашку: кофе остыл.
– Ну, что? – Снежа потягивается. – Опять ишачить?
– За похлебку работаем, – бурчит Марьяна. – Надоело.
– Бизнес-центр после ремонта, – говорю я. – Три дня, пять человек.