Необычное расследование
Шрифт:
— Он перечислял, как сказала Екатерина, — продолжил я, — бывших спецназовцев, адвокатов и даже бандитов.
— Разношерстная компания, — улыбнулся Краснощеков, — как бы ему самому не потеряться в такой когорте. Увидят коршуны добычу, заклюют!
— Надо что-то делать! — призывно заключила Екатерина. — Спасать брата!
— Как говорят: горбатого могила исправит! Но не в этом случае. Я думаю, надо встретиться с Женей. Назначайте встречу, — он посмотрел на меня.
В офисе нас ждала записка от Ксении.
Надо
Ксюша.
— Ничего себе! — восхитился я. — Неужели нашелся?!
— Зачем гадать, — умерил мой пыл Краснощеков. — Наберите ее.
Но телефон Ксении был недоступен.
— Может где-нибудь в институте. Там корпус старый, стены толстые, сигнал не проходит.
— Может быть, — задумчиво произнес Краснощеков. — Когда подъедет Женя?
Через тридцать минут.
— Что ж, тогда надо будет Екатерине покинуть нас.
— Но почему? — воспротивилась она. — Мне ведь тоже важно, чтобы все получилось.
— Он может неадекватно воспринять ваше присутствие здесь, заподозрить в предательстве его планов.
— Может быть, — согласилась она и стала нехотя собираться, поглядывая в мою сторону, по-видимому надеясь на мою поддержку. Но я был согласен с Краснощековым, лучше ей не присутствовать.
Удивительно, но Евгений был трезв как стеклышко. Настроение у него было приподнятое. Видно его планы начинали сбываться.
— Батя нашелся! — вместо приветствия заявил он.
— Где? — ошарашено мы уставились на него. — Он жив?
— Жив! Вот читайте! — Он протянул нам листок белой бумаги, на котором было отпечатано послание.
Дорогой сын!
Знаю, что доставил немало переживаний своим исчезновением. Так надо было. При встрече объясню! Скоро увидимся.
Папа.
— Откуда оно? — спросил Краснощеков. — Тебе его передали?
— Нет, подкинули. Представляете, вышел покурить, ничего не было. Пришел, гляжу возле двери конверт. Думал, кто-то обронил, а там написано, что мне, лично в руки.
— Конверт сохранился?
— Вот! — он протянул стандартный почтовый разорванный с одной стороны конверт без штампа. На нем текст также был напечатан.
— Никого подозрительного не заметил, когда курить ходил?
— Нет. Девушка одна спускалась по лестнице, когда я поднимался, и все.
— Как она выглядела?
— Как обычно все девушки. В юбке и на двух ногах, — он улыбнулся. — Я был без фотоаппарата. Голова и так заморочена. Решил пить завязать, — он оценивающе посмотрел на нас. — Что, не верите?
— Ну почему же, — неуверенно произнес я.
Но он удовлетворился таким одобрением.
—
— А что случилось? — спросил Краснощеков.
— Революцию хотел устроить. Всех уволить и разогнать, а сам хотел стать хозяином батиной фирмы.
— А кого уволить? — уточнил я специально.
— Прежде всего Елизавету. Но потом подумал, без нее фирма развалится. Я ее не люблю, но дело она знает. Батя научил. Если с ним что-то случилось, то лучше на переправе лошадей не менять, а то все потерять можно.
— Это точно! — поддержал я его.
— Но слава Богу! — продолжил Евгений, — батя жив. Я так обрадовался!
— Ты же его не любишь? — спросил Краснощеков.
— Я не люблю? — удивился он. — Да я за него пасть порву любому! — Он так сказал убедительно, что трудно было сомневаться в его искренности. — Просто в последнее время у нас непонимание возникло. Отдалились мы друг от друга. Ну вы сами посудите, всю жизнь он пахал, дело организовал, бабок заработал и для чего? И сам не живет и другим не дает.
— Поясни, — попросил Краснощеков.
— Я ему говорю, давай переедем жить в другую страну, что здесь делать? Кругом коррупция, бандиты, вертикали всякие. А там спокойно. Жили бы припеваючи, он бы внуков нянчил и все были бы счастливы.
— Может он другого счастья хочет? — вставил я.
— Какого? Ну женился бы он, сам бы детей завел. Я ему это несколько раз предлагал. А он связался с Елизаветой и не живет, а прозябает. Он сам не знает, чего хочет. Все деньги в могилу не заберешь, зачем они там? Надо сейчас жить, пока еще здоровье есть. Он же быстро стареет, неужели не понимает. Потом поздно будет.
— А если он не найдется, будешь революцию в фирме делать? — спросил Краснощеков.
— Нет, я же сказал. Меня просто несет, когда перепью. Я завязал!
— А дружки твои, если не захотят остановиться и тебя в покое не оставят? Ведь без тебя, прямого наследника, им мало что удастся. А так наливать тебе будут каждый день, пей не хочу! И за границу ехать не надо.
— Не думайте, я не дурак. Я сам понимаю, что им от меня надо. Пока их пою, они радуются, а деньги покажи, украсть захотят. Нет, я с ними тоже завязал.
— Что-то у тебя все просто получается, — засомневался я. — Пить завязал, дружков отшил. Ты сам-то в это веришь?
— Верю.
— Ну-ну, жизнь покажет!
— Вы верите, — спросил я Краснощекова, когда мы распрощались с Евгением, — что это письмо написал сам Костромской?
— Очень много сомнений, хотя текст написан грамотно. Если был бы написан рукой, доверия было бы больше.
— И я что-то не верю. Но вы обратили внимание, что опять фигурирует девушка. Прямо женская мафия какая-то.