Неоцен настоящий. 10 миллионов лет спустя
Шрифт:
ветвях перед свирепыми белколисами и не менее свирепыми общественными
белками. Белки не допустят, чтобы лезвиекрыл улетел от них живым и
невредимым. Лишь бронированный ёж изредка может жить с ними в
относительной безопасности.
Насекомые и брюхоногие моллюски с червями пострадали относительно мало от этих перипетий, кроме полностью
вымерших тропических и лесных разновидностей, но все термиты остались
лишь в полупустынных и пустынных
уменьшились в разнообразии, изрядно уступив пчёлам и осам функцию
основных опылителей. А пчёлы, осы, шмели, муравьи и жуки, изначально
привычные к зарослям кустарниковым лесам в частности, стали
разнообразнее и распространились повсюду. Умножились также и
осы-наездники с водными насекомыми.
К слову, вся степная фауна проникла и в недоступные до появление темнового пырея непроглядные
подземелья, породив подземные семейства с огромным числом остроглазых
или, наоборот, слепых видов.
Такова в целом фауна Земли в эпоху неоцена.
Глава 6. Степь без ковыля.
Глубочайшим образом люблю природу, силу человеческого духа и настоящую человеческую
мечту. А она никогда не бывает крикливой… Никогда! Чем больше ее
любишь, тем глубже прячешь в сердце, тем сильнее ее бережешь.
Паустовский Г. К.
По заросшей высоким, зеленовато-серым от жестокой осени водным пыреем
тропинке около широкой реки Крайта, что на бывшем Ближнем Востоке около
самого ветренного, северо-восточного края единого моря, очень медленно
шло такое же по цвету животное. Оно внимательно смотрело на древние
заросли, выискивая что-то. Утренняя заря освещала его так же, как и сами
заросли, играя тенями и создавая сложные, фантастические узоры повсюду.
Незаметное почти для всякого случайного наблюдателя, само животное, тем
не менее, осторожничало: подобрало длинные ноги, готовые к прыжку на
добрых три метра вперёд. Волчий маус (Maus lupus) был давеча ранен в
поединке за самку, но был готов к атаке на ничего не подозревающую
жертву. Посмотрев на оказавшегося не в то время и не в том месте юного
бронированного ежа, он понял, что этой добычи ему не хватит даже на
перекус, да и возиться с ней долго из-за брони, и пошёл дальше.
И не зря ждал он у этой топи. Мелкий пятнистый неоценовый сурок пришёл
сюда же на свой утренний водопой и посмотрел туда-сюда, нет ли хищника
или соперника. Спугнуть его для и без того пострадавшего охотника
означало потерю завтрака, а этого допустить ему было точно нельзя.
Голодная смерть тогда была бы неизбежной, ведь до заживления раны на
задней лапе и боку поймать новое крупное животное он бы не смог.
Из зарослей, к удивлению всех присутствующих, стремительно вылетела
пахнущая свежей водой длинная синевато-серая тень, схватила пухлого
зверька очень длинными и толстыми, как ножи, серыми зубами за шею и под
его отчаянные крики почти полностью скрылась в водной глади. В ярости
волчий маус кинулся было ей наперерез, но не успел. «Часовая стрела»,
водный охотник с зубами-ножами и скверным нравом, яростно сверкнул
глазами и скрылся в воде уже совсем. Убитый сурок стал его трофеем по
праву.
Упущенный завтрак заставил серого хищника кинуться в воду, и даже раны были практически забыты. Он не мог отдать сурка водному
монстру, даже если будет поранен ещё больше. Зубы-лезвия были готовы
рвать и метать. Хоть они и уступали по длине зубам «часовой стрелы», но
лапы сухопутного зверя были длиннее, и маневренность была на его
стороне, хоть трёхметровый противник был обтекаемым и с более мощным
веслом-хвостом.
Равноценные противники всегда борются особенно жестоко.
Через час хвост-весло уже не било барабанным боем по чуть топкому берегу, и
его стокилограммовый владелец лежал мёртвым — стремительный, как у
капской кобры, бросок околоводного хищника перерезал ему жизненно важные
артерии и раздробил позвоночник уже после смертельного удара в
незащищённое горло. Сам павший стал ещё одним трофеем для раненого в
боях охотника.
Но недолго был он один. Степь огласилась скрипучими кличами других охотников. Не поймав покалечившего троих из них седого
странника, могучего кочевого мауса размером с голоценового красного
оленя, они всё утро искали новый источник пищи, и их огромные носовые
полости учуяли происходившее около реки. Они бесшумно окружили
победителя и начали скрипучими криками и выпадами могучих зубов-лезвий
отгонять его от так тяжело пойманного обеда. Ответ не заставил себя
долго ждать. Напряжение росло, а два степных грифовых воробья (Aegypiina
passer adsurgitus), — занявшие место давно вымерших грифов и одного с
ними размера пятнистые птицы, — уже привычно ожидали на одиноком