Неоконченный романс
Шрифт:
Последние метры Лена почти ползла по склону, цепляясь руками за корни и ветки кедрового стланика.
Немного задохнувшись, она все-таки догнала шустрого пса и застыла в изумлении…
На все четыре стороны света лежала перед ней бескрайняя дикая страна! Непрерывные нагромождения хребтов, причудливые контуры гольцов, изломы ущелий. Всматриваясь в безграничное море сверкающих на солнце утесов, вырастающих сплошной зубчатой стеной на юге, она испытала странное чувство волнения и удовлетворения, которое неизменно охватывает человека, достигшего наконец того, о чем он мечтал многие годы.
Слабый ветерок набрасывал запах нагретой хвои, молодой зелени, перегнившей листвы
Рогдай возбужденно переступал лапами. Его раздражало недавнее присутствие на склоне горы диких животных. Он то громко втягивал воздух, стараясь что-то уловить в нем, то подозрительно обнюхивал веточку или след и, насторожив уши, останавливался, внимательно прислушивался к тишине, фиксируя звуки, недоступные человеческому слуху. Лена накинула на него поводок, иначе зараженного охотничьей страстью пса невозможно было удержать около себя.
Вдруг где-то сзади, на гребне, тревожно прокричала кедровка, и сейчас же Рогдай, бросившись вперед, натянул поводок. Лена прислушалась, но в лесу было тихо. Пес между тем поглядывал на нее, нервно косил глазами, просился вперед. Сдерживая его, Лена прибавила шаг и вскоре увидела: по крутому откосу торопливым шагом уходили от них маралы: бык и две ланки. Она сразу же узнала их по желтоватым фартучкам сзади. Звери остановились и, повернув головы, замерли на месте. Остановилась и Лена. Рогдай застыл, как пойнтер на стойке. А когда олени сорвались с места и бросились вверх, он укоризненно посмотрел на хозяйку: «У тебя же ружье, почему не стреляешь?» Лена ахнула от досады.
От неожиданности она забыла про фотоаппарат и упустила такой чудесный кадр!
Рогдай долго не мог прийти в себя, нервничал, рвался вперед и успокоился только тогда, когда, минуя звериный след, они стали по россыпи спускаться вниз к небольшому озеру, берега которого поросли молодым пихтарником. Рогдай по-прежнему недоверчиво обнюхивал воздух, он вглядывался то в глубь расщелин, то на соседний склон и мгновенно реагировал на малейший звук. Тропа убегала дальше через лес, но Лена свернула к озеру и замерла на месте…
На коричневом фоне прошлогодней лесной подстилки и мертвой, тронутой тлением травы перед ней вспыхнули тысячи и тысячи ультрамариновых звездочек с маленькой зеленой салфеткой на тонкой шейке.
Пять ярко-фиолетовых или темно-синих лепестков вокруг желтой чашечки, где вся премудрость бытия — тычинки и пестик, едва заметные для глаза. Вот и вся горная фиалка, всплеск радости, опередивший устойчивое тепло. Цветы, названные в народе анютиными глазками, соткали живое сине-зеленое покрывало, вобравшее в себя все оттенки синевы горного неба. И еще вчера суровый и мрачноватый пейзаж изменился на глазах. Какой уж там холод, если на лесной подстилке ковер фиолетовых цветов! Зайдет солнце, на горы снова спустится холодная темь. Фиалки, испугавшись ночи, прижмутся к самой земле, нагретой за день, и она развесит над цветами теплый занавес пара, защитит от недружелюбных выпадов изменчивой погоды. Утром взойдет солнце, и снова оживет фиолетовое пламя.
Ветер разнесет их тонкий аромат.
Девушка шла среди цветов, срывая то одну, то другую приглянувшуюся ей красавицу. Присев на камень, она спустила с поводка Рогдая, и он тут же умчался вниз по тропе в густые заросли.
Лена прижала букетик к лицу. Цветы пахли весной и счастьем. В запахе
Девушка сердито откинула прядку волос со лба.
«Ишь распереживалась, инфаркта еще не хватало на почве несчастной любви», — усмехнувшись, подумала Лена.
Она вздохнула, подкинула цветы на ладони, и они рассыпались, упали. Лена задумчиво смотрела на поникшую красоту под ногами. Почему этот человек взял такую власть над ней? Каждый миг он разный, и никак она не может понять, где он настоящий, а где корчит из себя такого крутого супермена. Негодяй, развратник, и строгий начальник, и нежный любовник, и жестокий насильник. Ей кажется, что она ненавидит его всей душой, и тут же постоянно ловит себя на желании поймать его взгляд, озорную улыбку. Она вспомнила, с какой нежностью он гладил кору огромного дерева, как щечку ребенка, нет, скорее, как тело любимой женщины. Она почувствовала мгновенную сухость во рту: вчера он вел себя отвратительно, но руки по-прежнему были ласковы, и она вновь ощутила их легкое прикосновение к груди, животу, внутренней поверхности бедер…
Сердитый лай Рогдая отвлек ее от крамольных мыслей. Лена встрепенулась. Она знала, что пес не лает попусту на птиц, а на белку или соболя только в сезон охоты. А вдруг медведь? Она осторожно двинулась в сторону лая, сняв с плеча карабин. Тропа была маралья, хорошо набитая, свежая. Она вела от снежника на вершине горы к водопою. Впереди дрогнули кусты, и какое-то большое животное затрепетало, забилось в них. Мелькнула светло-коричневая спина. Лена облегченно вздохнула: слава богу, не медведь! Между двух деревьев бился марал. Несчастное животное стояло на истоптанной, взбитой задними копытами земле. Передние ноги его висели в воздухе и непрерывно судорожно били по пустоте, по кустам, тщетно стараясь отыскать опору. Высоко вздернутая голова оленя, тонкая, до предела вытянутая шея, вытаращенные от ужаса глаза, розовая пена на широко открытых губах — все говорило о том, что животное доживает последний час жизни. А ему так не хотелось умирать! Это была самка, она перебирала и перебирала ногами, но что-то сильное и неведомое держало ее на подвесе, давило горло, и лишь, вытянувшись из последних сил, животному удавалось хоть немного ослабить то страшное удушье.
Ланка висела в петле.
Тонкий трос, хитро поставленный между двумя деревьями на самой тропе, вторым концом был зачален к согнутой молодой пихточке. Стоило только рвануть петлю, как дерево освобождалось от зацепки, его вершина взлетала вверх и тянула за собой трос с петлей на конце. Животное, попавшее в петлю шеей, ногой, туловищем, оказывалось подвешенным в воздухе. Более изуверский способ лова трудно придумать.
Лена застонала от бессилия: животное погибало на глазах, а она ничем не могла помочь. Как назло, нож, которым она колола лучину для костра, остался на камне. Ничего не оставалось делать, как звать на помощь мужчин.
Полчаса бега по скалистому склону дали о себе знать, и она почти рухнула на камни около всполошившихся мужчин, поначалу задохнувшись и не в силах произнести ни слова. Алексей поднес ей к губам кружку с холодным компотом.
— Неужели с медведем столкнулась?
— Нет. — Она протянула руку в сторону хребта. — Там… у озера… олень в петле… погибает!
Алексей, подхватив тяжелый нож, ринулся по склону, Лена и Максим Максимович, даже в таком случае не забывший захватить видеокамеру, еле поспевали за ним.