Неоновый мираж
Шрифт:
Бармен был высоким, долговязым, лысым мужчиной в черной рубахе. Сзади него, вдоль стены, выстроились в несколько рядов картонные ящики с пивом. Сверху на них были поставлены несколько бутылок виски. Стоявшие у стойки пили пиво – прямо из горлышек холодных, запотевших бутылок.
В дальнем углу пивного зала, рядом с местом для оркестра, за столиком сидел сам Сильвестр Джефферсон – негр-полицейский, известный под именем «Террора Саут-Сайда» или же «Питера-Двухстволки». Его боялись и уважали в Бронзевилле; впрочем, в этом квартале это значило одно и то же. Я знал его немного.
Пит был негром приятной наружности, но его округлое лицо почти всегда имело несколько угрюмое или же печальное выражение. Внешне он чем-то походил на знаменитого боксера Джо Луиса. Он носил щегольские усики в виде небольшого прямоугольника над верхней губой, был плотного телосложения и, возможно, чуть-чуть полноват. Но это не бросалось в глаза. На нем была белая сорочка, песочного цвета костюм и широкий полосатый галстук. На столе, рядом с откупоренной бутылкой пива и наполовину наполненным бокалом, лежала широкополая шляпа.
Он слегка улыбнулся, как только мы приблизились к нему, привстал, приветствуя нас, и жестом предложил сесть. Друри, сказав «привет», отправился к бару за пивом для всех нас. Мы с Питером обменялись рукопожатиями. Его пиджак был расстегнут, так что выглядывали два нагана, висевшие с обоих боков на перекрещенных ремнях.
– Это, Пит, самые большие револьверы из всех, которые я когда-либо видел, – сказал я, усаживаясь за стол. Он ухмыльнулся и, вытащив наганы, положил их перед собой. Оба револьвера были никелированными, и, хотя света в зале, где мы сидели, было явно недостаточно, на их металлической поверхности заиграли серебристые блики. Один из револьверов имел перламутровую рукоятку и шестидюймовый ствол, другой – коричневую рукоятку и трехдюймовый ствол.
– Ты по-прежнему таскаешь свою девятимиллиметровую рухлядь? – спросил он, откинувшись на спинку стула.
– Увы, да, – ответил я. – Сентиментальная привязанность.
Он прищурил глаз и направил указательный палец в мою сторону:
– Плохая примета. Это тот самый пистолет, из которого твой отец выстрелил в себя?
– Да.
– Ты носишь его, чтобы быть уверенным, что сам не воспользуешься своей пушкой с такой легкостью?
– Возможно, так. Я бы не хотел, чтобы для меня вопрос жить или умереть решался простым нажатием курка.
– Я вот что скажу тебе, – ответил он, любовно похлопывая перламутровую рукоятку револьвера. – Тебе ничто не должно мешать, когда появится необходимость применять свою пушку. Ты не должен задумываться над тем, стрелять или не стрелять, и вспоминать, что из этого пистолета твой отец когда-то выстрелил в себя. Все это лишнее, Геллер.
– Ты можешь иметь свою точку зрения, Пит. Но я несколько раз бывал в перестрелках и, как видишь, до сих пор жив.
Он, словно не слыша меня, продолжал:
– Это похоже на случай, когда я как-то ехал после службы по 35-й улице. Вместе со своим другом Бобом Чиллером, владельцем похоронного бюро. Я услышал крик и увидел убегавшего парня лет девятнадцати; у него в руке был наган. Я приказал ему остановиться, но
Появился Друри с пивом.
– Ну, как дела. Пит?
Джефферсон, встав, пожал Друри руку и убрал наганы.
– Я тут говорил Геллеру, чтобы он зашвырнул свой антикварный пистолет куда-нибудь подальше. Ему нужен такой, как у меня, – триста пятьдесят седьмого калибра.
– Я думаю, эта пушка тридцать восьмого калибра, – сказал Друри, наливая себе пива.
– Ты, конечно, можешь зарядить их пулями тридцать восьмого калибра, но мои красавцы спокойно пробивают автомобильный мотор, – ответил он.
– Часто это приходится делать? – спросил я, закусывая земляными орешками.
Он не ответил на мой вопрос. Он только сказал:
– А триста пятьдесят седьмой магнум – наиболее мощный из всех револьверов. Это самая лучшая пушка, которую можно здесь купить.
– Я думаю, здесь это не особенно важно, – сказал я.
– Для того, чтобы поддерживать в этом квартале закон и порядок и быть уважаемым, нужно иметь репутацию крутого парня, не уступающего самому свирепому уличному громиле. – Он похлопал свои наганы. – Те, кто живет здесь, знают: им лучше не связываться с мистером Джефферсоном.
Подобно тому, как «Грязный Палец», или «Багси», или любой другой из криминального мира не любили своих прозвищ, «Пит-Двухстволка» тоже не любил, когда его так называли. Он предпочитал, чтобы к нему обращались не иначе как «мистер Джефферсон», и позволял обращение «Пит» только друзьям и приятелям-полицейским.
Он был хорошим копом и, как и большинство чикагских копов, брал свою часть получаемой дани.
Его не интересовали букмекеры, мошенники-банкиры, так же как и прохожие на улицах и их дамы. Его клиентурой были разного рода уличное ворье, карманники, грабители, взломщики, а также торговцы наркотиками. Этим приятелям следовало держаться от Пита подальше. Холостяк, дамский угодник, он жил в квартире с железной дверью и держал служанку. Пит любил свою работу.
– Итак, – сказал Друри после того, как Пит получил возможность в полной мере продемонстрировать свои мускулы и показать двум белым полицейским, чего он стоит, – ты что-нибудь выяснил?
Пит взглянул на часы:
– Через несколько минут вы сможете встретиться с первым из моих свидетелей.
– Сколько всего их у тебя? – спросил Друри.
– Пока трое. И еще один наклевывается.
– Это те свидетели, которые четко видели лица двух парней с винтовками?
– Точно, – ответил Пит.