Неотмазанные. Они умирали первыми
Шрифт:
— Прикройте парня, а то замерзнет! Вон, уже гусиной кожей покрылся! Нечего, мужскими прелестями любоваться, бесстыжие! Налюбуетесь еще! — сердито прикрикнул на них седоватый хирург в очках, моя руки под краном.
Ромка прикрыли простыней.
— Ну, как дела, Самурай! — спросил он, улыбаясь, склонившись над ним.
— Откуда вы знаете, что я Самурай? — еле ворочая пересохшими губами, отозвался Ромка.
— Ну, как же, Окаяма-сан, тебя же с "харакири" доставили! С распоротым брюхом, кишки все снаружи были. Теперь ты у нас Самурай. Крепко тебе повезло, приятель! Считай, в рубашке родился! Если б не сальник, "край" тебе паря!
— Какой еще сальник? Что это такое? — прошептал парень.
— Это, мой дорогой, такая жировая стенка, которая несет защитную функцию, прикрывает собой кишечник. Вот он то и спас тебя. Конечно, мы его немного укоротили без твоего согласия. Подрезали поврежденные части. Подлатали, одним словом.
На третий день Ромку из реанимационного отделения медсестры привезли на "каталке" в общую палату, где было ему приготовлено местечно у окна.
" Здравствуйте, дорогие мои, мама, бабушка и Танюшка! Пишу вам из госпиталя. Простите, что так долго не писал. Не хотел расстраивать вас, что в Чечню отправили. Только, пожалуйста, ради бога, не беспокойтесь. У меня все хорошо, все цело. И руки и ноги. Царапнуло слегка осколком по пузу, но ничего страшного, уже передвигаюсь потихоньку. На днях обещали снять швы. Доктор говорит, что я родился в рубашке, обещал через пару недель выписать. В апреле буду, наверняка, уже дома. Если будет звонить Денис, ему привет от меня передайте.
В палате кроме меня еще пятеро раненых. Двое ребят-саперов из Грозного, десантник, омоновец и кинолог наш, Виталька Приданцев. Все они в отличие от меня с тяжелыми ранениями. У Витальки левую кисть взрывом гранаты оторвало. Кирилл и Андрей, подорвались на фугасе, когда разминировали дорогу у блокпоста в Старопромысловском районе в Грозном. Десантнику Лехе Бондаренко в горах пуля попала в грудь, пробив бронежилет; очнулся он в сугробе и всю ночь полз, пока его наши не подобрали. Обмороженные пальцы на ногах ему ампутировали. Он хорохорится, хотя ему не лучше других. Сержант Сашок из челябинского ОМОНа, попал в засаду на Аргунской дороге. Его — придавило подбитым бэтээром, раздробило кости. Лежит весь закованный в гипсовый панцирь, да еще и шутит по этому поводу. Говорит, что стал похож на мумию египетского фараона. Теперь его Рамзесом все кличут. Это главврач Евгений Львович его так назвал, он всем здесь прозвища дает. У меня кличка — Самурай, из-за шрама на животе. Есть в отделении еще трое "гладиаторов" из соседней палаты, бродят по коридору с торчащими навесу загипсованными руками. Пацаны в палате отличные. С ними не соскучишься. Вот только с Виталькой проблемы. Совсем ему плохо. Депрессия у него жуткая. Боимся за него, как бы чего с собой не сотворил. Ни с кем не разговаривает, целыми днями, молча, лежит, отвернувшись к стене. Его никто не трогает. Когда с ним пытаются заговорить, у него на глазах наворачиваются слезы, и он весь заходится от рыданий.
Виталю сегодня ночью приснился сон, все Карая звал. Это овчарка его. Утром проснулся, а вместо левой руки — культя. Страшная истерика с ним приключилась. Лежит на койке, слезы рекой льются, мычит что-то невразумительное, что есть силы колотит здоровой рукой по спинке кровати. Пока спал капельницу ему поставили, вырвал котетер из вены, простынь вся в крови. Не знали, что и делать. Сбегали, позвали медсестру. Прибежала Таня, обняла его, прижала крепко его голову к груди. Стоит перед ним, что-то шепчет ему тихо, ласково целует в макушку, вздрагивающие плечи и спину поглаживает. Когда он притих, бедолага, увела его на перевязку. Потом я покурить вышел, смотрю, они в конце коридора у окна на банкетке рядышком, прижавшись, сидят. А светлые волосы у Татьяны в солнечных лучах серебром отливают. Словно какой-то волшебный светящийся ореол вокруг ее головы как у святой. У нас все поголовно в нее влюблены. Спястя полчаса привела Витальку, глядим на него, совершенно другой человек перед нами. Преобразился весь. Вечером накололи его транквилизаторами; вот теперь лежит, сопит в отключке. Таня, сестричка, говорит, что главврач уже вызвал из Саратова его родителей".
Ромка опустил онемевшую руку с шариковой ручкой и устало прикрыл глаза. Почувствовал, как пульсируя, кровь горячей волной побежала по венам, как пальцы охватило приятное покалывание.
— Под Элистанжи блокировали отряд какого-то Абу, то ли Джафара, то ли Бакара, из наемников, — донеслось до него откуда-то издалека. Это воспоминаниями с ребятами делился Алешка Бондаренко.
— В лощине боевики накрыли минометным огнем "вэвэшный" батальон, который с фланга на них здорово напирал. Прижали "вованов" шквальным огнем к земле, ни голову поднять, ни высунуться. Бля, мечутся, тыкаются как слепые котята. Вопят, помощи просят. "Батя" нас вперед бросил, на выручку БОНа. Тут "вертушки" налетели. Видимость херовая. Туманище. Лупят куда ни попадя, "огневая поддержка" по-нашему называется. Того и гляди, зацепят своих. Потом "сушки" появились, бомбить стали. Комбат матюгами их кроет по рации, на чем свет стоит, а они дубасят, дубасят…
Глава третья
— Самурский! На перевязку! — крикнула, заглянув в палату, медсестра.
Ромка, медленно поднявшись с койки, следом за Таней поплелся в перевязочную.
— Раздевайся, посмотрим, как идут дела.
Он с трудом начал снимать пижаму и тельник, Таня помогала.
— Присядь. Сейчас будет больно, дорогой. Потерпи. Ты же смелый. Мужчина.
Медсестра, сняв повязку, резким рывком сорвала бинт, прикрывающий шов. Ромка от страшной боли невольно вскрикнул и застонал. Таня сильно прижала его лицо к своей груди, ласково поглаживая ему волосы.
— Ну-ну, всё, дорогой, успокойся! Всё уже позади! Конечно, больно! Милый, терпи!
У Ромки потемнело в глазах и он инстинктивно как дикий зверек вцепился руками медсестре в талию, невольно уткнувшись в мягкую женскую грудь. Через мгновение уже забыл про свою боль, про свои муки…
Когда Самурский вернулся с перевязки, Витальки в палате не было: к нему приехали из Саратова родители. Главврач, Евгений Львович, понимая на сколько тяжелой будет для Приданцевых встреча, любезно предоставил им свой кабинет. Санёк мирно спал, тихо посапывая, в своем углу, Кирилл с Андреем торчали у подоконника и глазели на весеннюю улицу. Бондаренко полусидя писал письмо, старательно выводя буквы, подложив под тетрадный листок зачитанную книгу. От скуки весельчак Алешка Бондаренко выдумывал частенько всякие хохмы и розыгрыши. Главным объектом своих порой жестоких подколок он избрал Рината Мухутдинова, краснощекого здоровяка из соседней палаты, который постоянно околачивался у них, так как здесь лежали его сослуживцы, саперы Кирилл Лазуткин и Андрей Терещук. Наивный и простодушный по своей природе деревенский пацан безоговорочно верил всем бредням десантника, которые тот без зазрения совести словно лапшу вешал ему на уши.
Как-то сговорившись с Кириллом, Лешка решил в очередной раз подшутить над гостем. Зазвав соседа в палату, он сообщил тому, что запросто читает отпечатки пальцев, и что для него не стоит никакого труда найти любого преступника, что будь он криминалистом, ему бы цены не было, чем и поверг простодушного парня из татарской сельской глубинки в шок.
Освободив поверхность одной из тумбочек от всего лишнего, сдунув с нее крошки, он выложил из нескольких обломанных спичек замысловатый рисунок, если хорошенько присмотреться, то можно было разглядеть в нем человеческое лицо, только без овала. Тут тебе и глазки, и брови, и нос, и верхняя губа, и нижняя… Даже волосинка на "голове" одна имелась…
Алешка Бондаренко заявил присутствующим, что запросто определит по отпечаткам пальцев того, кто дотронется до любой из лежащих спичек. Эксперимент проводили вчетвером: Ромка, Ринат, Кирилл и "великий маг" . Леха предложил в его отсутствие каждому дотронуться до одной из спичек. И он без труда найдет "преступника".
Бондаренко, опираясь на костыли, вышел из палаты. Пацаны выбрали каждый свою спичку. Ромка коснулся "левого глаза", Андрюха "левой брови", а Ринат — "верхней губы" … Свистнули. Десантник с невозмутимым видом, вернувшись, плюхнулся на койку и подозрительным взглядом зеленоватых шкодливых глаз окинул присутствующих. В руке у него оказался стеклянный стаканчик из-под микстуры.
— Ну, а теперь давайте свои отпечатки пальцев. Прикладвайте пальцы к донышку! Вот сюда!
Ромка, чуть помедлив, торжественно приложил подушечку пальца к стекляшке, на которой остался узор.
— Тэкс, посмотрим, — глубокомысленно промолвил "маг", на свет неспеша рассматривая оставленный жирный отпечаток. — Очень, очень интересно. С вами всё понятно, пианисты!
Бондаренко взглянул на раненых. Ринат, широко улыбаясь, ждал чуда, Лазуткин со скучающей физиономией почесывал свой левый глаз, Ромка с неприкрытым любопытством уставился на "криминалиста" , ожидая какого-нибудь подвоха.