Неотразимая герцогиня
Шрифт:
Онор вела себя так, словно эта ночь ничем не отличалась от предыдущих: быстро и ловко раздела хозяйку, помогла ей сесть в ванну. Пока она мылась, горничная сновала по комнате, развешивая платье и собирая белье в стирку. Наконец горничная усадила госпожу перед туалетным столиком и принялась вытирать ей ноги.
— Помнишь, Онор, когда я была совсем маленькой, ты все грозилась, что мои пальцы отвалятся, если я не стану их вытирать насухо? А я столько лет тебе верила!
— У приличной дамы не может быть мокрых пальцев, — отмахнулась Онор. — По крайней мере так всегда моя мать говаривала. — Помолчав
— Это еще зачем? — удивилась Аллегра.
— Позже поймете, — уклончиво бросила Онор и встала.
Она надела на Аллегру шелковую рубашку и старательно завязала белую ленту у выреза.
— Ложитесь, ваша светлость.
Аллегра легла в широкую кровать, с удовольствием вдыхая запах лаванды, которой было надушено белье.
Онор снова присела и, пожелав хозяйке спокойной ночи, поспешила выйти.
Герцогиня Седжуик лежала не двигаясь и наблюдала за игрой огненных отблесков на стенах. За окнами по-прежнему ревела буря: жалобно завывал ветер и буйствовал ливень. Сегодняшний день был незабываемым, сказочным, но теперь настало время встретиться с реальностью, о которой она имела очень смутное представление! Все гости были так счастливы сегодня. За нее, за Куинтона, а особенно счастливы друг с другом. Сирена любит своего Оки. Кэролайн с Адрианом при каждом удобном случае стараются взяться за руки, Юнис и Маркус не сводят друг с друга глаз. Ее собственный отец и мачеха после четырех месяцев супружеской жизни воркуют как голубки. Да что там! Даже леди Беллингем и ее муж, похоже, испытывают друг к другу нечто вроде привязанности.
— Но я не верю в любовь, — пробормотала Аллегра.
Все это иллюзии. Ни женщина, ни мужчина не могут быть верны своим спутникам, разве что в редчайших обстоятельствах.
И тогда боль несправедливо преданного любящего человека может стать для него нестерпимой пыткой. Отец и тетя-мама, как и Беллингемы, уже немолоды. Возможно, именно в таком возрасте любовь, истинная любовь, может посетить супругов. Что же до Сирены, Кэролайн и Юнис… посмотрим, что случится лет через пять. В таком браке, как у Аллегры, обе стороны по крайней мере не испытают разочарований.
Дверь, разделяющая смежные покои новобрачных, тихо открылась, и вошел герцог, скидывая на ходу ночную рубашку из белого полотна. Не успела Аллегра оглянуться, как он лег рядом.
— О Господи! — ахнула она.
— Позволь мне снять этот очаровательный лоскуток, — попросил Куинтон и, прежде чем Аллегра успела возразить, поспешно стянул с нее рубашку и небрежно бросил рядом с кроватью.
— Ну вот, теперь мы равны.
Аллегра молниеносно спрыгнула на пол и, подхватив рубашку, прижала к груди.
— Н-наверное… я не смогу через это пройти, — нервно пролепетала она.
— Что именно ты имеешь в виду? — осведомился он, ложась на подушки. Проклятие, она чертовски соблазнительна!
Но ему следует запастись терпением, пусть даже своевольная плоть уже проявляет интерес к ее восхитительным формам.
— Ошу… ошу… о дьявол, ты понимаешь, о чем я.
— Осуществление брака, — услужливо подсказал он.
— Вот именно! Не могу я этого сделать! — завопила она.
— Ложись в постель, Аллегра! Никто
Иди ко мне, не то простудишься.
Он властно протянул ей руку.
Аллегра замерзла, она и сама не понимала, почему ведет себя как капризное дитя.
— Мы должны это сделать… прямо сейчас?
— Не совсем так, моя прелесть, но даю слово, тебе скоро самой захочется узнать, что это такое.
Сейчас он ощущал такую нежность, что ему было все равно, любит ли она его и полюбит ли вообще.
Аллегра уронила на пол рубашку и медленно побрела к кровати. Куинтон молча сжал ее в объятиях, и она, к своему унижению, затрепетала, не в силах встретиться с ним взглядом.
Шелковистая мягкость ее плоти вызвала в нем безумное желание, молнией пронзившее тело. Но Куинтон взял себя в руки. Он овладеет ею нежно, а не грубой силой.
Герцог провел пальцем по ее губам.
— Твой рот создан для поцелуев, дорогая, — прошептал он и в подтверждение своих слов стал ее целовать. Аллегра томно вздохнула, чувствуя восхитительно возбуждающую упругость мужского тела. Его губы были теплыми и обольстительными, и она словно таяла в его объятиях.
«У меня сердце шлюхи, совсем как у матери», — потрясение подумала Аллегра, но не могла не отвечать лаской на ласку. В конце концов, он ее муж, а в супружеской постели нет ничего запретного.
Куинтон поднял голову.
— Взгляни на меня, Аллегра, — попросил он.
— Не могу, — шепнула она. — Мне стыдно. Я еще никогда не была в постели с нагим мужчиной.
Он тихо засмеялся:
— Верю, дорогая, но что поделать? Мы муж и жена. И это наша первая брачная ночь.
Их взгляды наконец встретились. В его глазах промелькнуло что-то непонятное, смущавшее и тревожившее Аллегру.
Но он по крайней мере не терзал ее тела, подобно свирепому, чудовищному зверю.
— Хочешь посмотреть, какой я? — неожиданно спросил он и, прежде чем она успела ответить, откинул покрывало и лег на спину.
Любопытство взяло верх, и Аллегра принялась беззастенчиво изучать стройное тело мужа. Она уже знала, что его плечи и грудь широки, потому что даже одетый он казался настоящим великаном. Торс был покрыт негустой растительностью. Ее взгляд следовал за тонкой линией черных волосков, сбегающей по животу к треугольнику упругих завитков между мускулистыми бедрами. Аллегра тихо охнула, но не смогла отвести взгляда от соблазнительного зрелища.
— Мой брат был не таким мощным, — откровенно призналась она. — Я часто подглядывала за ним и его приятелями, когда те сравнивали свои достоинства.
Получив ответ на невысказанный вопрос, герцог облегченно прикрыл глаза.
— Ступни у тебя большие.
Он кивнул.
— Но узкие. А ноги и руки волосатые. Насколько я помню, у Джеймса Люсиана волос не было.
— У каждого мужчины есть свои особенности, — объяснил он, — как и у женщины.
— Наверное, ты тоже хочешь меня увидеть, — осенило Аллегру. Последовав его примеру, она откинула покрывало со своей стороны. — Надеюсь, я окажусь не хуже тех женщин, которых ты знал.
— Куда лучше, — заверил он и, наклонившись, лизнул ее сосок.