Неотвратимость
Шрифт:
«Володя, если бы Вы знали, как я благодарна Вам за этот сигнал. Я рада, что Вы больше не сердитесь на меня.
Сейчас я больна (грипп) и еще целую неделю, наверное, не смогу прийти к семафору. Но прошу Вас, посылайте мне эти сигналы. Они нужны мне. Я буду их ждать.
До скорой встречи, Валя».
Он снова посмотрел на письмо и увидел только одну строчку:
«посылайте мне эти сигналы. Они нужны мне. Я буду их ждать».
Теперь она ждет. Начиная с шести, будет ждать каждую
Андрей пошел на дежурство.
Как только принял смену, позвонили из Матово:
— Могу ли отправить поезд номер пятьдесят три?
— Ожидаю поезд номер пятьдесят три, — ответил Андрей, облегченно вздохнув: номер двузначный — значит, поезд пассажирский. Чеботарев водит грузовые.
Следующий был тоже пассажирский в обратном направлении со станции Зеленый Дол. И снова он обменялся с соседом стандартными фразами из инструкции. Только так могут разговаривать между собой дежурные. Это всегда раздражало его. Теперь радовало: не надо думать.
— Могу ли отправить поезд номер шестьсот сорок три? — запросило Матово.
— Ожидаю поезд помер шестьсот сорок три, — привычно ответил Андрей. Но мысли уже забегали. Номер трехзначный.
Из селектора раздался голос диспетчера:
— К вам идет тяжеловес на большой скорости. Пускайте на проход, маршрут готовьте заранее.
— Кто ведет? — выдохнул Андрей.
— Чеботарев.
Несколько минут Андрей сидел неподвижно. Потом поднялся. Позвонил в Зеленый Дол. Получив разрешение отправлять тяжеловес дальше, вынул из аппарата жезл. На нем выбито: «Бантик — Зел. Дол». Через пятнадцать минут эту надпись будет читать Чеботарев: машинист обязан убедиться, что ему вручен жезл того перегона, по которому едет. Если под жезлом лежит бумажка, машинист недоволен. Значит, опять предупреждение: на таком-то километре идет ремонт, ехать с ограниченной скоростью. Вначале Чеботарев подумает, что это предупреждение. Прочтет немедленно. Решит, что Валя ослышалась, и не устоит против ее зовущих и чистых слов. Вполне успеет дать сигнал. А если не захочет?
Андрей снял со стены проволочный круг, открыл зажим. Сюда надо вставить жезл. Но сначала — записку. Свернуть ее трубочкой, вставить в гнездо и прижать жезлом.
Раскатисто прозвучал сигнал бдительности. Думать больше нельзя. Чеботарев ездит как сумасшедший, через две-три минуты будет здесь…
Прошло несколько дней. Валя почти поправилась. Она еще раз убедилась, насколько правы врачи: если настроение хорошее, болезнь проходит быстро. Володя часто посылает ей сигналы. Завтра она обязательно сама пойдет к насыпи. Надо только не прозевать. Хорошо бы узнать график его дежурств. Андрей может это сделать. Что-то перестал заходить. С тех пор как передал записку.
Размышления Вали прервал Хоттабыч. Его прислал техник за дневником геодезических съемок. Когда старик уходил, Валя попросила передать Андрею, что, если сможет, пусть забежит на несколько минут.
— Вряд ли, — хмуро сказал Хоттабыч, — замаялся опять со своими думами.
Валя посмотрела с недоумением.
— Как Бантик свой строил, вот такой же сумной ходил. Должно, опять затевает чего-то.
— Какой Бантик? — почему-то испугалась Валя.
— Да наш. Разве не знаешь?
Хоттабыч охотно рассказал историю Бантика. Валя задумалась. Проплыла перед глазами первая встреча с Андреем. Вспомнились ее собственные слова: «Очень хороший человек строил». Вот почему он тогда покраснел. Ей захотелось вдруг взглянуть на разъезд. И, неизвестно отчего, стало грустно. А старик уже рассказывал другую историю, должно быть, очень смешную, потому что самому ему было смешно. Валя не слушала.
— …хе-хе-хе, — смеялся Хоттабыч. — Так и мается каждый день. Уйдет на станцию пешком, а обратно на паровозе едет. Как увидит входной семафор, так и просится у машиниста погудеть. Точно малое дитя… Гуди на здоровье, жалко, что ли. Да гудеть-то не умеет, хе-хе-хе. Все сигнал бдительности норовит дать — короткий, длинный, — а остановиться не может, и получается еще два коротких. Такого и сигнала не бывает.
Старик снова рассмеялся, но, взглянув на Валю, осекся. Она смотрела на него своими большими глазами, прижимая пальцами полуоткрытый рот, точно удерживая готовый вырваться крик.
— Побегу, — заторопился он.
Валя не ответила.
«Что это с ней?» — подумал Хоттабыч, осторожно выходя из комнаты. Но тут мысли его отвлеклись: на ступеньках он едва не столкнулся с Андреем.
Андрей решил уехать. Он попросил отпуск на месяц за свой счет. К его возвращению Вали уже здесь не будет, и кончится эта пытка. Теперь шел к ней, чтобы во всем признаться. Чем больше хотел помочь Вале, тем безнадежнее запутывался. Один неверный шаг — он проклял ту минуту, когда дал первый сигнал, — повлек за собой новые, непоправимые ошибки… А теперь уже ничего сделать нельзя. Ничего больше придумать он не может.
На стук Андрея послышался испуганный голос Вали:
— Да, — точно вздрогнула.
Валя не удивилась его приходу. Словно он и раньше был в комнате и только на минуту выходил. Казалось, она не может оторваться от своих мыслей и не замечает его. Так продолжалось несколько минут. Потом Валя как-то жалостливо, просяще посмотрела на него. Он решительно не мог придумать, с чего начать.
Совершенно спокойно, может быть, лишь немного устало глядя ему в глаза, сказала:
— Ничего ее надо, Андрей, — и повторила: — Ничего. Я благодарна вам.
Он опустился на стул, подумав: «Зачем я сажусь?»
— Уезжаю завтра. — Помимо его воли слова звучали в тон ей, медленно, спокойно.
Она сказала:
— Это хорошо.
— Я зашел попрощаться. До свидания.
— До свидания, Андрей.
На следующий день за ним прислали дрезину. Проводить его до Матово пришел Хоттабыч. Дрезина тронулась, рывками набирая скорость. Андрей обернулся. Хоттабыч махал шапкой. Далеко позади показалась фигурка. Дрезина мчалась, и фигурка становилась все меньше. Временами ее заслонял Хоттабыч, который все еще махал шапкой. Потом оба они исчезли. И разъезд уже не был виден.
Навстречу по соседнему пути, только что пущенному в эксплуатацию, пролетел поезд. В паровозном окне мелькнуло задорное лицо Чеботарева. Сейчас они увидят друг друга.
Через минуту раздался сигнал: короткий, длинный, два коротких.
— Вот и все, — грустно сказал Андрей.
Он не верил, что Валя сейчас помирится с Владимиром. Ведь тот совсем забыл о ней. А вот увидел и так, из озорства, снова посигналил.
После всего, что узнала Валя, ее неудержимо повлекло к разъезду. Она шла туда, думая об этом домике, и мысли ее были заняты. Может быть, поэтому не расслышала сигнала. Она услышала только паровозный гудок, только звук.