Неожиданно мать!
Шрифт:
Надо гулять? Будем гулять! Только бутылку мне и подбородки поудобнее разложите по плечам, а то у меня их три — сам не справлюсь.
Серега — скала! Гарант!
А все эти Гриши и Гордеи так, карапузы.
И, выйдя от родителей, Мотя страшно гордилась своим ребенком, а Роман страшно гордился своей семьей.
— Ну что? Легче стало?
— Стало…
— Теперь к моим?
— Я не уверена, что… Валерия Сергеевна звала? — Мотя закусила с обратной стороны щеку и зависла,
— Ну она всегда зовет, ты же знаешь. Только нам нужно ей признаться, что мы без ее ведома поженились, а так ничего.
— Страшно мне… может один стресс в день, а?
— Поехали уже! Давай разом все решим и больше не будем вату катать.
— Ладно. Поехали, — вздохнула Мотя. — И больше их никто не видел живыми…
Эпилог. Эпилог. Эпилог
Ты появилась в моей жизни, как настоящий ураган. Солнечная и всегда счастливая. Ты никогда не видела ничего негативного даже там, где любой бы бился головой об стену, не сдерживая слез. Ты всегда умела веселиться.
Ты принесла в мою жизнь любовь.
Ты принесла в мою жизнь (зачем-то, никто не просил!) ребенка.
Ты стала той, кто полностью изменил мою жизнь.
Вывернула наизнанку. Заставила ломаться, заставила хотеть других вещей.
Доказала, что любовь существует и любят ни за что-то, ни «почему-то», а просто так. От большого желания.
Ты доказала, что никакая ответственность не страшна, любая ноша по плечу и по силам.
Любовь к тебе стала большим открытием. Любовь к Сереге — большим подарком.
Ты свела с ума мою семью, свою семью. Создала нашу семью.
Пришла и сказала: хочу быть с тобой! Ты тоже хочешь, не выделывайся! И я подчинился. В жизни никогда ни о чем таком не думал, а вдруг оказалось, что это так просто.
— Эй! — крик прямо в ухо. — Э-эй!
— Что?
— ЭЙ!
— Да что, блин!
— Пошли!
— Нет.
— Пошли!
— Нет!
— Р-Р-Р-Р!
— Р-р-р!
— Твою мать! Мотя, за что тебя мне послали!? Что я такого страшного совершил! — рык разносится по пляжу, так что даже не понимающие по-русски турки, оборачиваются.
— Ну пошли-и! — воет она. — Мы хотим фрэш, но не хотим од…
— Я. Останусь. Сторожить. Вещи! Мы не потащим все вещи…
— ПОШЛИ! — она злая, грозная и невыносимая.
Топает ногой и подбоченивается.
Мотя стоит напротив огромного жаркого солнца, уже закатно-печального. Ее светлые, выгоревшие кудри подсвечены так, будто вокруг головы нимб. Лучи обнимают ноги и тонкую талию. Линию рук.
— Ты почему такая невозможная?
— Потому что другой быть не могло, — шепчет она, склоняется над шезлонгом и целует меня в лоб, на секунду задержавшись.
Лоб соленый от моря, а ее губы прохладные от ледяного коктейля. Она что-то ждет, думает. Может решила, что можно остаться?
— Пошли, — шепчет очень тихо и интимно. Будто зовет в спальню, а не в бар.
— Ты не отстанешь?
— Не-а, — коварная улыбка на губах, красноречивее любых слов.
Я на секунду задумываюсь, склоняю голову на бок. Выжидаю.
— Да пофиг! Хоть до ночи колупай!
Она рычит от бессилия, топает и из-под пятки вылетает песок.
— Ну почему ты такой… сухарь, — пихает меня в бок. — Почему такой невыносимый, — пихает в другой бок. — Почему такой невозможный!
— Потому что… — я хватаю ее за талию и опрокидываю на себя. — Потому что другого и быть не могло. Сама же знаешь!
— Не знаю…
Она устраивается у меня на плече и стихает.
Именно так порой поступают дети, когда устают беситься. Только что носился, орал дурниной и таскал кошку-ветерана за хвост, а теперь прижался к боку и спит.
Мотя такая же. Она становится похожа на детей и потому они особенно сильно ее любят.
— Что, мать, устала?
— Очень. Знаешь, я же сейчас пришлю их и они тебя заставят… — тихо говорит она, своим бархатным голосом и внутри все сводит от сладкой щекотки.
Это похоже на полчище раков, которые где-то в желудке шевелят длинными усами.
— Да что ты, — мне смешно, но я знаю, что это так.
Ей нужно только свистнуть и тут будет вся орава сумасшедших детей, которые выжмут из меня последние силы держаться за свой шезлонг.
И самое страшное, что сама Мотя никуда не пойдет. Ляжет, возьмет мой коктейль и с коварной улыбкой устроится поудобнее, вытянув ноги.
— Раз…
— Не боюсь тебя.
— Два…
— Ни капельки.
— Три!
— Н…
— ДЕТИ! — ее голос звонкий и сильный, его можно услышать даже в соседнем городе не то, йчто у кромки воды, в паре метров от нас.
Дети бегут с визгом и ором. Всей толпой из неполных четырех человек.
Неполных за счет толстоногой карапузины Нины, которая так отчаянно пытается угнаться за братьями, что валится в песок и поднимает голову, уже вся в слезах.
— О-о… катастрофа… — шепчет Мотя, но с места не двигается.
Серега — красавчик. Он останавливается и бежит за Ниной. Поднимает ее, жалеет, натягивает на макушку панамку.
Он настоящий старший брат, который может подставить плечо. Не такой бандит, как другие. И Нину бережет.
Она появилась у нас полгода назад. Семимесячная худышка. Такая, что ребра можно пересчитать. За шесть месяцев научилась всему, в чем отставала, обзавелась складочками на руках и ногах, двумя подбородками, и неизменными бантиками. Волосы были под мальчика, когда мы ее забрали, а теперь имеются два очаровательных завитка темно-каштановых волос.