Непереплетённые
Шрифт:
— Наверное, пытаешься представить, каково это — летать? — Затем смотрит на нижнюю часть тела своего добровольца. — Конечно, человеческие ноги слишком тяжелы для полёта, но ведь они и сделаны для ходьбы. Зачем они, если можешь летать?
Колтон пытается сосредоточиться на информации, с которой доктор начал. Следующая неделя. Значит, его судьба решится не раньше следующей недели. А до этого момента он может найти тоннель и выбраться отсюда.
— Но, возможно, нам надо подумать о том, как подчеркнуть твои карие глаза. Не находишь, что когда глаза на
— Мне нужно из этого выбрать? — Колтон наконец решается заговорить. — Глаза на ладонях или крылья альбатроса?
Роден хмурит брови.
— У тебя есть идеи получше? Какие-то мечты о возможностях, недоступных убогому человеческому телу?
Колтон делает глубокий вздох. Какую жуть он мог бы предложить? Такую чтобы сохранить значительную часть своего тела? И, что самое важное, такую чтобы потребовалось как можно больше времени на приготовления.
Он представляет себе крылья альбатроса, что наводит его на мысль о Пегасе, а это ведёт к мысли о…
— Кентавр. — Он сам себе не верит: неужели он вообще обдумывает это, не говоря уже о том, чтобы произнести вслух.
Доктор смеется.
— Тянешься к звёздам, да? Кентавр, ярчайшее созвездие в южном полушарии. Ты, как и я, влюблён в мифологию. Уважаю. — Доктор треплет Колтона за подбородок. — Я об этом размышлял, конечно. Но столь амбициозный эксперимент чреват большими сложностями. Нужно сильно согнуть позвоночник, придётся значительно видоизменить нервную систему, да и сама по себе операция… Рискованно. Очень рискованно. — Ещё мгновение он задумчиво смотрит на собеседника и наконец хлопает по столу ладонью. — Но если ты готов принять этот вызов, то я тоже!
Он понимается на ноги, преисполненный вдохновения, а Колтона вдруг пробирает смех. В происходящем нет ничего забавного, но он все равно смеётся, сам не зная почему. Доктор принимает его смех за знак того, что между ними установилась какая-то связь.
— Мы найдём коня, подходящего по размерам. Думаю, гнедого, в тон твоим волосам. Потребуется несколько недель, чтобы вживить человеческую ДНК.
Несколько недель. На такой запас времени Колтон и надеялся. Он уже готов поздравить себя за сообразительность, когда Роден говорит:
— Но сначала мы должны пересадить тебе сердце побольше — наша главная задача на эту неделю.
— Что?
— Ты же не предполагаешь, что слабое человеческое сердце сможет доставлять кровь к твоему крупу?
— Нет, но… разве не нужно время, чтобы и в него вживить человеческую ДНК?
— Обычно нужно, но так случилось, что у меня уже есть готовое сердце. Я планировал создать пару минотавров, чтобы поставить их на входе, но это может подождать. Твоё предложение значительно более увлекательное. — Роден возбуждённо хлопает в ладоши. — Какое чудо мы создадим!
Оглушённый, Колтон вцепляется в подлокотники кресла, молясь о том, чтобы ему удалось сойти с этой дороги, прежде чем она заведёт в страшный тупик.
4 • Кунал
Этот парень сам подложил себе свинью, да такую, что хуже не измыслить даже доктору. «Свихнулся, наверное, как та бедная русская девчонка», — размышляет Кунал. А может, и правда считает, что сильно похорошеет, превратившись в мифическое существо.
Первая операция — пересадка сердца — назначена на пятницу, то есть через три дня после прибытия добровольца в Зелёную Усадьбу. Его сердце продадут на чёрном рынке, заменив его бычьим, вдвое большим по размеру.
Кунал присутствует на второй беседе доктора с этим парнем — на предоперационном обсуждении.
— Конечно, нам придётся расширить твою грудную клетку, — небрежно сообщает Роден. — Но это довольно просто.
Слуга наблюдает за Колтоном, но тот ничем себя не выдаёт. Неужели он не напуган до смерти?! Кунал пришёл в ужас, когда доктор обратил на него внимание. Но он и не вызывался добровольцем. Его выбрали.
Возможно, поэтому с американцем обращаются иначе, чем с остальными.
— На ночь запри его в комнате, но днём пусть гуляет по усадьбе, — инструктирует доктор слугу. — И всё-таки внимательно за ним присматривай. Сопровождай, куда бы он не пошёл.
— Почему, доктор Роден? — осмеливается спросить Кунал. — Почему он не в цепях?
Доктор оскорблён:
— Ты задаёшь мне вопросы?!
— Только чтобы понять.
Роден вздыхает.
— Парень скорее всего умрёт. Если не после этой операции, так после следующей. Без неудач невозможен прогресс, верно? Но меня восхищает храбрость этого юноши. Хотя бы это я могу ему позволить — день-другой свободы.
Ужасно не хочется играть роль лакея при избалованном американском подростке. Но, вспомнив, что предстоит этому парню, Кунал немного смягчается.
На следующее утро индиец устраивает Колтону экскурсию по Зелёной Усадьбе — хотя бы по тем местам, куда позволено ходить самому Куналу. Библиотека, забитая заплесневелыми книгами. Святилище — ибо пока в этом месте не поселились люди, здесь обитали боги. И веранду наверху, с которой за электрифицированной оградой можно увидеть джунгли и Таиланд на востоке. Граница так дразняще близка — едва ли в километре от лагеря.
Конечно, повсюду торчат охранники, и хотя, завидев Колтона, они крепче перехватывают своё оружие, они знают, что он неприкосновенен. До тех пор пока его не коснётся докторский скальпель.
Кунал совершает ошибку — приводит Колтона в северное крыло. И тот застывает на месте, услышав звуки. Совсем не те звуки, что раздаются в центральном дворе. Там скребутся и лепечут существа, уже прожившие какое-то время в своём исковерканном теле, пытающиеся смириться с тем, что превратились в экспонаты кунсткамеры. Здесь же, в северном крыле — звуки переходного состояния. Бездонный вой Чистилища.
Кунал пытается увести спутника, но тот идёт прямо к надёжно запертым двойным дверям, за которыми слышны приглушённые стоны и вопли. Врата ада, собственность Родена.