Непобежденные
Шрифт:
— Кровь из носа — это пожалуйста! — озорно выкрикнули из темноты. — А взять — дудки!
Пространство башни перечеркнул широкий мутный луч. Дымы цигарок шевелились в этом луче, словно призраки. Рубцов привстал, выглянул в амбразуру. Из-за тучи выскользнула луна, подсветила, испятнала горы, светлой дорожкой разделила море на две части. Он снова перевел взгляд на белесые в лунном свете, словно заснеженные холмы и подумал, что надо будет прикрыть подходы к крепости огневыми завесами. Лучше, как говорится, перестраховаться. Фланговая крепость всего советско-германского фронта
— Товарищ майор, разрешите обратиться?
Он узнал голос повара Вовкодава и улыбнулся.
— Не разрешаю. Знаю, опять в разведку будешь проситься.
— Никак нет. Разрешите мне тут остаться?
— Зачем?
— Хрицев пострелять.
— Почему именно здесь?
— Так у Орлова нет ни одного снайпера.
Бойцы загудели в темноте. Снайперов, может, и нет, но метко стрелять каждый умеет.
— Но ведь и ты не снайпер. Этому еще учиться надо.
— А меня Лёвкин учил.
Лёвкин был авторитет, имя его гремело на весь Севастополь. Сам генерал Петров однажды экзаменовал Лёвкина и остался доволен.
— В другой раз, — сказал Рубцов. — Вот проверю, чему ты научился, и разрешу разок поохотиться.
— Только разок?!
В голосе его было столько недоумения и горечи, что бойцы дружно захохотали. От немцев снова отозвался пулемет, пули дробно сыпанули по камням.
— Ну, мне пора, — сказал Рубцов. — Да и тебе тоже. К утру пополнение придет, накормить нужно.
— Тю, чем я их накормлю?! — горячо выкрикнул повар, и бойцы снова засмеялись.
— Тебе видней. Сготовь какой-нибудь суп.
— Да разве одним супом накормишь?! А продуктов мало, только к утру подвезут.
— Костоеды! — выругал Рубцов нерасторопных снабженцев. Он всегда их так ругал, хотя и понимал, что не всегда они бывали виноваты. — А может можно одним супом?
— Они ж голодные.
— Почему так решил?
— Что я пополнение не знаю?!
— Придумай что-нибудь.
— Хлеба надо побольше, — помолчав, сказал повар.
— Как ты их одним хлебом накормишь?
— Я знаю как. Вы только распорядитесь насчет хлеба.
— Распоряжусь.
На том и кончились разговоры. Потому что надо было молчком ползти меж камней, чтобы миновать со всех сторон простреливаемое пространство возле башни. Только когда спустились к бухте, разогнулись и пошли в рост: под обрывами были безопасные участки.
Внезапный грохот заставил присесть. Взрывная волна отскочила от противоположного берега оглушающим эхом. Сразу было и не понять, где взорвалось, но взорвалось что-то немалое, может быть, целый склад боеприпасов. Первой мыслью было, что взрыв произошел на батарее береговиков капитана Драпушко, стоявшей на той стороне бухты. Но тут же Рубцов сообразил, что тогда эхо было бы другое и что всего скорей взрыв произошел на склоне высоты 212, где сидит в обороне левофланговая шестая рота.
Не прячась больше под скальные обрывы, Рубцов бегом ринулся к штабу второго батальона, в темном дверном проеме налетел на комбата-2 майора Ружникова.
— Что?!
— Бочка, товарищ майор. Только что сообщили.
— Какая бочка? Что еще за бочка?!
—
— Пошли!
Он размашисто пошагал по тропе, потом по знакомому ходу сообщения, перебежал, согнувшись, освещенную луной площадку, снова нырнул в черноту закрытой траншеи. Сзади, почти в спину, дышал комбат, слышался торопливый топот других сопровождающих. Под обрывом, где скальные выступы ближе всего подступали к бухте, Рубцов увидел первых раненых. Их стаскивали со склона, усаживали и укладывали здесь в непросматриваемом с горы пространстве.
— Что? Много? — спросил первого попавшегося бойца.
— Много, — раздраженно отмахнулся тот, не разобрав в темноте, с кем говорит.
— Убитых?
— Не, больше контуженных.
— Слышу катится, — возбужденно заговорил кто-то из темноты, должно быть, легко раненый. — Думал камень сорвался, глянул — бочка.
— Точно разглядел?
— А как же. Громыхает, железная. Хорошо я спрятался, а то… Подчистую кругом вымело…
Раненый говорил возбужденно, почти радостно, как всегда бывает, когда человек вдруг осознает, что ему несказанно повезло и он, который должен был быть убитым, жив вот и может говорить, рассказывать.
Вслед за майором Ружниковым Рубцов пополз по склону горы, замирая за камнями, снова и снова ужасаясь условиям, в каких приходится воевать. Днем здесь не пройти. Людей сменить, раненых вынести, боеприпасы доставить, обед — все только ночью. Может ли долго стоять оборона в таких условиях?… «Должна!» — мысленно рассердился Рубцов на собственные сомнения. — Конечно, лучше бы взять эту проклятую высоту, как взяли Генуэзскую крепость. Три раза переходила из рук в руки, а все-таки взяли…
С высоты ударил пулемет, пули заныли рядом, рикошетируя от камней. Рубцов замер на месте, выругав себя за неосторожность. Ночь вон, какая лунная, всякое шевеление видать. И адъютант, и майор Ружников застыли за камнями, пережидая.
Окоп, куда Рубцов, в конце концов, вполз, перевалив через бруствер, был достаточно глубок, в нем можно было разогнуться и оглядеться.
— Где она рванула? — спросил у бойца, сидевшего в окопе.
— А вон там. — Боец показал в замутненную луной даль, где была чистая, будто выметенная площадка без единой, привычной в этом хаосе камней, тени.
— Ты видел?
Кто видел, того уж нет. А я на дне окопа сидел, тем и спасся. Товарищ майор, — вдруг жалобно заговорил боец, — а если они, заразы, повадятся бочки скатывать, что тогда делать-то?
— Как повадятся, так и отвадим, — бодро ответил Рубцов. — Разве не так?
— Так-то оно так…
Весь остаток ночи эти слова бойца звучали у него в ушах. Точнее, не сами слова, а тон, каким они были сказаны. Так мог говорить человек, понимающий свою обреченность.
А перед рассветом к штабу полка подкатила «эмка», приехали комендант первого сектора обороны полковник Новиков, а с ним представитель штарма майор Ковтун и еще какой-то незнакомый Рубцову подполковник.
Новиков и Ковтун были под стать друг другу — оба быстрые, подвижные, легкие на шутку, но дело схватывающие с полуслова, полунамека.