Неподчинение
Шрифт:
— Двадцать четыре, — закончила Ясмин.
Я подумала — сейчас просто поднимусь, пройду по веранде, что опоясывает первый этаж нашего дома, зайду на кухню. Ясмин завтракает. Улыбнусь ей, поглажу её волосы. Такие же тёмные, как у меня, только немного вьются на кончиках. У меня тоже в детстве вились… Скажу ей что-нибудь на русском языке, Динар помешался на том, что дочка в свои четыре с небольшим должна в совершенстве владеть английским и теперь все разговаривают с ней исключительно на нем. Её няня — англичанка. А я боюсь, что моя дочь, которая и родилась
— Доброе утро, — поздоровалась я, входя.
Ясмин вскинула глаза. Глубокие, карие — мои. Она вообще удивительно на меня похожа, и Динара это бесит. Я не злорадствую, я предпочитаю не злить своего мужа.
— Как спала? — спросила я и поймала настороженный взгляд няни.
Ясмин подумала немного и кивнула в ответ — значит хорошо. Она вообще не очень любила говорить, цифры ей больше по нраву. Динар обвинял в этом меня. Он считал нашу дочь аутисткой. Яблоко от яблони недалеко падает, говорил он, глядя на меня со значением.
Я сделала то, что хотела — погладила дочь по волосам. А потом няня увела её за руку. Ясмин обернулась, а я ком в горле проглотила. На часы посмотрела — время восемь утра. Я не спала, бессонница, дочка только проснулась, Динар еще не возвращался.
Иногда я мечтала, что он умрёт. Представляла, как это будет. Я ещё помню, как выглядели те изломанные тела на асфальте, никогда не забуду. Может, он попадёт в аварию? Я бы тогда домой вернулась. Мы теперь живём в России, но этот город мне чужой. Домой хочу, к эби (бабушке)… Но мой муж был на удивление живуч, с его-то образом жизни.
Про Динара я вспомнила зря. Со двора тонко запиликало — автоматические ворота открываются. Сразу нечем дышать стало, даже занавески, которые задорно трепал летний ветер, поникли. Но я не ушла. Динар любит, когда мне страшно. Поэтому я остаюсь на месте, мешаю ложечкой кофе. С молоком и сахаром.
— Ты уже проснулась?
Он притворно удивляется, хотя знает, что меня мучает бессонница. Настроение у него явно хорошее. И трезв, но я не доверяю ему в любом состоянии. Наклонился, поцеловал меня в макушку.
— Да, — спокойно ответила я.
Динар посмотрел на меня, чуть склонив набок голову, с улыбкой, лукаво. Я отхлебнула кофе — остыл уже.
— Ты что-то неважно выглядишь, — озаботился муж. — Ты пила лекарство?
— Да, — солгала я.
Наверное, слишком поспешно. А может, Динар просто чуял ложь. Вздохнул огорченно, ушёл, а затем вернулся с баночкой, в которой звонко гремели таблетки. Крупные, круглые, с полоской посередине. Антидепрессанты. Слишком мощные. Если я пила их регулярно на меня наваливалась тупая апатия. Я старалась их не пить. Но Динар…
— Ты должна заботиться о себе, — сказал он, протянув на ладони таблетку. — Нельзя же быть такой равнодушной к собственному здоровью. Мы все тебя любим и очень за тебя волнуемся. Мы не хотим, чтобы у тебя случился очередной нервный срыв.
Под его пристальным взглядом я взяла таблетку, с трудом проглотила, запив кофе. Динар же, удовлетворенный собой, достал из холодильника бутылку холодной воды и сел за другой конец стола. Развернул газету — почтальон приносил её к нам каждое утро.
— Динар, — решилась я. — Я хочу…
— Чего же? — поторопил он, с шелестом откладывая раскрытую газету.
— Гулять…
Бутылка запотела и теперь с неё стекали капли, впитывались в газетную бумагу, она расцветала мокрыми серыми кляксами.
— Я скажу Раилю и он проводит тебя в парк. Или по магазинам. Ты хочешь по магазинам?
Раиль — подручный Динара и по совместительству мой сторож. Гулять с ним мне совсем не хочется.
— Я хочу с Ясмин.
— Любимая, — протянул Динар и от его голоса мурашки страха по коже. — Ты же не хочешь ей навредить, правда? С няней ей куда безопаснее, чем с тобой. Тебе нужно очень хорошо лечиться, если ты хочешь гулять с дочкой. Правда?
Я киваю. Опускаю взгляд. На меня наваливается равнодушие — это очень сильные лекарства. Я бы вызвала рвоту, но Динар услышит, в ближайшие минуты от себя он меня не отпустит.
— Хорошо, — соглашаюсь я.
Динар отпивает воду из бутылки, со стуком ставит её на стол, но она опрокидывается, заливая тёмное дерево водой. Динар похоже далеко не так трезв, как мне казалось. Беру полотенце, подхожу к нему, но останавливаюсь. На газетной странице, что медленно пропитывается влагой, лицо Руслана. Бывший начальник охраны моего брата, больше десяти лет он был почти членом нашей семьи. Всегда рядом, даже если его не видно. А потом — он ушел, а я замуж вышла, и больше не видела его, как бы того не хотела.
— А, пёс твоего Таира, — узнает и Динар. — Ты не знала, что он живёт в этом городе? Смотри, какой серьёзный, в газете его печатают…
Динар смеётся, комкает газетный лист и бросает на пол. Наклоняюсь, чтобы поднять, но он наступает на него ногой. Что там было написано, на мокрой бумаге, так и осталось для секретом.
— Папочке нужно поспать, — выдыхает Динар в моё ухо. — Папочка очень устал.
Только не секс, замираю я. В последние месяцы Динар посещал меня все реже, видимо, отчаявшись заделать мне сына, о котором так мечтал. Я съеживаюсь и мечтаю стать страшной, незаметной, хочу, чтобы мысль о сексе со мной вызывала у него отторжение. Но сегодня пронесло — он смеётся и уходит. Я бросаюсь к унитазу — может, успею вызвать рвоту? Может, таблетка ещё не вся растворилась?
Меня тошнит кофе и горечью таблетки, больше во мне ничего нет, я не ем почти. Тело сотрясает, желудок сжимается в спазмах, на глаза наворачиваются слезы. Комкаю туалетную бумагу, вытираю лицо — Динар не должен понять, что я плакала. И молча кусаю руки, чтобы не завыть. Руслан… он так близко был. Все эти месяцы, когда я ночами в потолок смотрела, не зная, что делать с собственной жизнью. И от этого становится ещё гаже. Я Заяц. Золотая девочка. Счастливая мать и жена. А такой жалкой Руслан меня видеть не должен.