Неподчинение
Шрифт:
Зай прошла в комнату, пальцы ее легко скользили по стене, словно она раздумывала, нужна ли ей опора или нет? Остановилась напротив меня, к столу прислонилась.
— Значит, отец… А ведь он когда-то клялся, что заменит мне папу, не бросит мою семью, — голос был полон горечи, а ещё — отвращения, но в целом она держалась нормально, — а все из-за денег, да? Все дело в них. Когда они есть, люди думают, что обретают свободу, но это только до поры до времени. Большие бабки это всегда золотая клетка. С собой их на тот свет не утащишь. Ну достались бы Динару мои деньги,
Я молчал, деньги никогда не были для меня самоцелью, но и без них приходилось тяжко. Я хорошо помнил свое голодное детство, штопаные колготки матери, пустую картошку на ужин, сворованную мной ночью. Пошел бы я тогда на то, что натворил Камиль Бикбаев и его выродок? Нет, никогда и ни за что, это вопрос чести и совести.
— Ему не твое наследство нужно было, Заяц. Ему "ТатОйл" нужен.
— Это ты его убил?
Перед глазами — прошедшая ночь. Мы тайком из бара с Таиром валим, времени в обрез, и раз уж нам назначил встречу Бикбаев, нам есть о чем с ним поговорить. У меня папка с допросом киллера, но я уже не особо верю в то, что его это напугает.
До дома мэра по ночному городу минут пятнадцать, едем на чужой тачке, даже если на камеры попадет, нас с ней не свяжут. В дом зашли в открытую, я запомнил, где камеры, которых по периметру добрый десяток.
Роскошь и тщеславие. Вот первые две ассоциации с дворцом одного из отцов нашего города, все блестит мрамором, хрусталем и позолотой. Не дом, а музей. Я бывал и в местах подороже, но этот дом не кажется дворцом, скорее — дорого обставленным моргом.
Он не сдастся легко, думаю я, и в кобуре лежащий пистолет именно на этот случай. Охраны нет, нас же вызвали на мирный разговор, и то ли Бикбаев верит в свою безнаказанность, то ли плохо знает людскую сущность.
Мы не собирались от него избавляться вот так, с нахрапу, хотя мысль о том, что пока он жив, ничего не изменится, накрепко засела в мозгах.
Мэр в рубашке и джинсах, рожа противная, я уже понял, — он уверен в своей победе.
Таира одного я не пустил, это дело касалось не только его семьи, хотел Шакиров того или
нет, но мы теперь стали родственниками. И, как я ожидал, ни операции по счетам его сына и Рогозина, ни допрос киллера не смогли сбить с него спесь.
— Да, я отца твоего заказал, — кивнул он, подбородком указывая на папку. Глаза холодные, рыбьи, смотрели на Таира равнодушно, — Ильдар не был сговорчивым. А у нас с тобой есть шанс договориться без кровавых потерь.
— Я убью тебя, гнида, — зубы сжимая, произнес Шакиров, — ты за отца ответишь мне.
Мэр пальцы свои переплел и положил руки на стол, отделявший нас друг от друга.
— Все твои доказательства полная хуйня, как и угрозы, щенок. Твоя сестра душевнобольная, и распоряжаться ее имуществом будет Динар. Если хочешь получить развод и право воспитывать этого выблядка, отдай мне "ТатОйл" и разойдемся.
Я сжал подлокотники, думая, что оторву их сейчас к херам. Если грохнуть сначала мэра, а потом уже сына, и никто не посмеет ее пальцем тронуть. Ее и мою дочку.
— Если с головы Зай хоть один волос упадет, — начал я, но Бикбаев меня осадил:
— Не думай, что если ты переспал с ней, это может на что-то повлиять. Такие как ты, начинают жизнь в грязи и нищете и умирают так же, точно паскудные псы.
Злость ослепляет, я уже плохо слышу, что он говорит. Про фирму, про то, что Динар никогда бы в жизни не догадался довести свою жену до психушки, если бы не идея отца — все это прячется за вспышками неконтролируемой агрессии. Я теперь понимаю, почему Таир тогда подстрелил Рогозина, ради Аськи. Вынимаю пистолет, громко щелкает затвор, поднимаюсь, сокращая дистанцию между мной и Бикбаевым.
— Придурок, спрячь пушку, здесь везде камер…
Выстрел, короткий и громкий, обрывает фразу. Аккуратная красная точка на лбу, и вот уже нет больше никакого мэра, только тело, точно восковая фигура. Одним уродом меньше.
— Блядство, — выругался Таир, — надо здесь прибраться.
Помещение с камерами я нашел быстро, действовал на автомате, уже ни о чем не думая и не жалея. Я не мог поступить иначе, и если успею, то и Динара утащу за собой на самое дно. Никто из них не уйдет безнаказанным.
Мы прибрались, стирая отпечатки, вложили пистолет в руку Бикбаева. Конечно, на самоубийство это ни черта не походило, да мы и не старались. Я был готов, если за мной придут.
Мы вышли на крыльцо, вот-вот должен был забрезжить припозднившийся августовский рассвет. Хотелось курить, но не здесь.
— Обещай, что приглядишь за девочками, когда все выяснят, — попросил Таира, он чертыхнулся, но кивнул, а что ему ещё оставалось? Я не собирался впутывать его в это преступление.
Мы спустились с крыльца, камеры уже не работали и можно было смело пользоваться парадным выходом. Но до ворот так и не дошли, на лавке возле выключенного фонтана обнаружилась незнакомая темная фигура. Мужчина встал, Таир яростно выдохнул:
— Так, а это ещё блядь кто?
Но я его сразу узнал. Отец.
— Ну вы как дети, — укоризненно головой покачал — наследили везде.
— Спокойно, — предупредил я Шакирова, а сам к отцу подошёл. Сказал, что помогать не будет, так какого хрена он тут, на охраняемой территории сидит, пряча руки в карманы дурацкого серого плаща?
— Посадить пришел?
— За воротами черный седан, ключи в замке. Поезжайте и постарайтесь нигде не засветиться хотя бы на обратном пути.
Таир молчал, все ещё не понимая, что происходит, но меня волновало совсем другое.
— Зачем?
— Внучке привет передай, — по-своему ответил он на мой вопрос и двинулся в сторону мэровского дома — дворца.
И сейчас, спустя почти двенадцать часов после смерти Бикбаева, единственным человеком, которому я готов признаться в своем преступлении, была Зай. Я просто кивнул, когда она повторила в очередной раз:
— Ты или нет?
Получив ответ, она помолчала, глядя поверх моего плеча, а потом заявила:
— Динара я вам убить не дам.