Непокорная для шейха
Шрифт:
Чтобы осуществить задуманное до конца, онемевший от происходящего, вспоминаю недолгий рассвет нашей любви. Любви, которую мы разделяли. Как мое сердце жаждало прикосновений Аблькисс, как моя кровь закипала, когда она была рядом. Улыбки, которые она дарила мне, когда думала, что я не видел. Когда я увидел а ее глазах то, что уже и не мечтал. Когда понял, что она так же сильно любит меня…
— Прости, что подвел тебя. Я был глух и слеп. Нам не простили любовь. Они сами не знали, что можно так любить. Я упал. Но скоро поднимусь
Ветер кружится вокруг, прижимается ко мне, нежно гладит. И я закрываю глаза. Под холодными звёздами и на остывающем песке проваливаюсь в предсмертную агонию забвения.
…Утреннее солнце поднимается над горизонтом — ласковая прелюдия жестокого дня. Последнего моего дня на этой земле. Силы меня оставили. Но я с упорством безумца встаю и иду вперёд. Не потому, что хочу спастись. Я хочу, чтобы меня ни за что не нашли и не забрали из рук витающей над головой смерти. Она близко. Но ее присутствие меня не пугает, наоборот, толкает вперёд.
Солнце перешагивает зенит, и силы покидают окончательно. Я падаю лицом в раскалённый песок, не чувствуя боли. Не могу даже думать. Закрываю пересохшие, запрошенные песком глаза и ощущаю небывалую лёгкость.
Моя душа рвется прочь из тела. Но оно сопротивляется. Тянет всеми мышцами, венами, артериями и сухожилиями обратно. С именем моей Аблькисс на губах, не подарив прощения своей семье, я на последнем вдохе выталкиваю свою душу прочь из тела…
Глава 22
Глава 22
Шейха Амани смотрела в одну точку. Уже третий час ее сковало пугающей, убивающей апатией, только уста шевелились, неразборчиво сплетая слова молитвы с именем своего единственного сына. Зря заплаканная Мелекси хлопотала рядом, пытаясь заставить главную хасеки выпить щербет с успокаивающей настойкой трав. Зря Зейнаб, придавленная осознанием своего молчания, пыталась встряхнуть ее за руку с горячими уверениями, что с Висамом ничего плохого произойти не могло.
За окном царила ночь. Но в это время во дворце не спал никто, кроме детей.
Звук шагов в длинных коридорах заставил Амани Аль-Махаби встрепенуться, поднять голову, устремить взгляд покрасневших от невыплаканных до конца слез глаз на двери. В гробовой тишине они показались жене эмира оглушающими и непростительно медлительными.
Мужчина, закутанный в черные одежды — житель вольной пустыни и лучший следопыт — поклонился, избегая смотреть в глаза шейхи.
— Говори! — нетерпеливо велела она.
— Госпожа, я нашел автомобиль вашего сына. Но его самого там не было. Все его вещи на месте, включая… запас воды.
— Что?!
— Мне жаль, но песчаная буря скрыла его следы.
— Буря! — едва не закричала Амани, прижимая ладони к пылающим щекам. — Почему мы ее не заметили?
Следопыт покачал головой.
— Ваш сын заехал очень далеко. Похоже, он держит путь туда, где нет людских тропа.
— Поднять вертолеты! — закричала Амани. — Снова! Облететь каждый уголок пустыни! Найди моего сына!
— Ночью это трудновыполнимо… И одна из машин вышла из строя, попав в эпицентр бури…
— Найдите другие!
— Я не могу это сделать без позволения эмира, госпожа…
— К шайтану эмира! Я даю тебе разрешение! Делай что хочешь, но найди, верни мне моего Висама! Все тебе отдам!
Когда следопыт покинул покои, шейха закрыла лицо руками и горько разрыдалась.
Горе объединяет. Пусть даже Амани не отличалась добрым нравом, и две другие жены часто страдали от ее тирании. Сейчас каждая из них готова была отдать душу, забыть обиды, лишь бы смягчить агонию безутешной матери, потерявшей своего сына. Но помочь ей они тоже могли мало чем. Только объятиями и безмолвной поддержкой.
До рассвета Амани не проронила ни слова. Лишь вздрагивала от каждого шороха, в ее глазах загоралась надежда, и моментально гасла.
К полудню вернулись три поисковые группы. Ни одна из них не обнаружила следов Висама. И тогда на лицо Амани упала черная тень, в глазах мелькнуло осознание. Жены молчали. Каждая понимала, что выжить сутки в пустыне — задача невыполнимая.
Шейха повернула голову. Безжизненные, потухшие глаза устремились на Мелекси.
— Будь добра. Вели принести мне одежду.
Переоделась при помощи прислужниц, не проронив ни слова. Затем, гордо подняв голову, направилась к двери. Что-то жуткое было в ее ледяном спокойствии.
Она шла к покоям своего мужа. Мелекси, не выдержав, расплакалась. Зейнаб лишь вздохнула, глядя на младшую жену.
— Это любовь к белокурой чужестранке погубила его! — всхлипывала девушка. — Я пожелала Аблькисс смерти… Я не хотела этого, Аллах свидетель! Я хотела ее напугать, огорчить, но никак не погубить!..
— Спрячь свои слезы, — отрешенно велела Зейнаб. — Теперь ты понимаешь, что грозит и тебе самой за запрещенные чувства. Держи их в себе и никому не открывай!
— Не уходи, — всхлипнула Мелекси.
— Я должна. Амани убита горем. Возможно, она совершит непоправимое, я обязана этого не допустить. Оставайся здесь, возможно, Аллах еще подарит нам благую весть. Бедный Висам!
Амани же не видела ничего перед собой. Слуги молча расступались, избегая смотреть в лицо убитой горем госпожи. Даже стражи покоев эмира не могли ей помешать, лишь раскрыли двери с низким поклоном.
Давуд поднялся ей навстречу. Бессонная ночь не лучшим образом сказалась на его облике. Под глазами залегли тени, плечи поникли, а в волосах появились едва заметные седые нити. На шее алели багровыми метками следы пальцев Висама.