Непокорное сердце

Грегори Джилл

– Стрелка? – вставила Брайони.

В это утро она увидела его в новом свете, и больше всего ей хотелось убедиться, что Логан вовсе не тот бессердечный негодяй, каким она его представляла прежде.

– Да, моя маленькая, невинная красавица, я собирался стать известным в качестве стрелка, – холодно ответил Логан. – Я всегда стрелял быстро, а война помогла мне развить мои природные способности. В мирное время я продолжал постоянно упражняться, и, вернувшись обратно на запад, я хотел, чтобы меня боялись, чтобы люди дрожали как осиновый лист, когда я иду по улице; я хотел показать всем, что у меня есть сила, с которой необходимо считаться. – Он подошел к Брайони, с горьким удовлетворением отметив выражение

огорчения и ужаса на ее лице. – Это шокирует тебя, да? – обратился он к ней, и мрачная усмешка искривила его губы. – Тебе противно думать, что я сам выбрал для себя такую профессию, что намеренно добивался репутации, которая, очевидно, тебе не по душе. Что ж, красавица, это действительно так. Я добился того, чего хотел, – приобрел известность высококлассного, быстрого наемного стрелка. Я убивал людей, которых нужно было убить, и жил такой жизнью, какая мне нравилась. Я нанимался к людям, которым нужна была защита, или к тем, кто нуждался в помощи, воюя с соседним фермером. Я переезжал из города в город, зачастил в салуны и игорные дома, спал с каждой хорошенькой женщиной, попадавшейся мне на пути; я был одиночкой, никого к себе не подпускал, ни единой душе не позволял проникнуть в мое прошлое или хотя бы узнать меня поближе. Я делал то, что мне нравилось, не принимая во внимание чужие судьбы. Мне не было до них дела.

Неожиданно одним сильным движением Логан схватил Брайони под мышки и поставил на ноги. Это произошло так быстро, что кожаная куртка упала с ее плеч и девушка предстала перед ним нагая. Тонкое, гибкое тело Брайони мерцало тусклой жемчужной белизной при неярком утреннем свете. Логан, прищурившись, окинул ее взглядом и пристально посмотрел в глаза.

– Только одного я не позволял себе никогда, – сказал он низким, напряженным голосом. Его руки сжали плечи Брайони. – Я никогда не убивал невиновных. Моими жертвами были воры, бандиты и убийцы. Меня нанимали, чтобы разбираться с такими людьми. Время от времени меня вызывают на поединки всякие глупые парни, стремящиеся сделать себе имя, убив знаменитого Техасца Джима Логана. Чем известнее я становился, тем чаще мне приходилось участвовать в подобных поединках, к несчастью для опрометчивых ковбоев, желавших приобрести популярность за мой счет. – Он плотно сжал губы. – Я должен был убивать их, чтобы выжить. Я никогда не убивал порядочных, честных людей. Только преступники имели основание меня бояться или те сумасшедшие недоумки, у которых хватало мозгов стреляться со мной. Если ты слышала обо мне что-то иное, то это ложь и сплетни.

– Если то, что ты говоришь, – правда, – тихо произнесла Брайони, – то почему ты убил моего отца?

Наступила тишина. Логан резко отпустил плечи девушки и посмотрел ей в глаза посуровевшим взглядом.

– Ах да, твой отец, – сказал он хрипло.

Брайони промолчала. Она с состраданием выслушала его рассказ, отчаянно пытаясь понять, что заставило этого человека избрать жизнь, полную насилия. Ей показалось, что она угадала под холодной, безразличной внешностью ранимую душу, испытывающую горечь одиночества, но она не могла смириться с его выбором, с профессией, которая отрицала все принципы, по которым жила сама. Брайони была воспитана в духе неприятия насилия, а Логан применял его чуть ли не каждый день.

Она считала, что должна быть неотъемлемой частью окружающего мира, а он был угрюмым одиночкой без друзей и близких, жившим в свое удовольствие и добивавшимся благоговейного страха от других. Кроме того, между ними существовало еще одно существенное различие. Брайони верила в настоящую, большую любовь и в то, что однажды встретит единственного, прекрасного мужчину, а Логан использовал женщин только для удовлетворения своих плотских желаний. Она сочувствовала ему и жалела за годы, прожитые им с душевной болью и чувством

вины, но она не одобряла его и не могла простить ему ту жизнь, которую он для себя выбрал.

Момент их близости прошел, и барьер, разделявший их прежде, снова возник. Брайони знала, что должна забыть чудесную страсть, которую она познала прошлой ночью, и задушевный разговор, произошедший между ними этим ранним утром, когда они говорили друг с другом как любовники и друзья. Но прежде она должна была получить ответ на свой вопрос. Логану придется рассказать, за что он убил ее отца.

– Скажи мне сначала одну вещь, Брайони, – обратился к ней Логан. – Насколько хорошо ты знала Уэсли Хилла?

– Что ты имеешь в виду? Он был моим отцом!

– Это мне известно. Но как хорошо ты его знала? Что он был за человек? Скажи мне, что ты вообще знала об этом человеке?

Застигнутая врасплох его вопросами, Брайони отступила на шаг назад, внезапно ощутив свою наготу. Она поспешно начала одеваться. Логан безразлично наблюдал за ней, скрестив руки на груди. Натянув на себя грязные джинсы и рубашку, девушка выпрямилась, закручивая на затылке блестящую гриву своих черных волос, и гневно посмотрела на Техасца.

– Если тебе так необходимо это знать, то большую часть своего детства, с тех самых пор как умерла моя мать, я провела в пансионе, так что я не слишком хорошо знала отца. Моя мать умерла, когда я была еще очень мала, а он был с головой погружен в дела. – Голос Брайони был весьма громким и резким, выдавая чрезмерную нервозность, которую она так упорно пыталась скрыть. – У него не было времени для того, чтобы заниматься воспитанием маленькой дочки. Я была для него обузой, понимаешь? Но я знаю одно. Он сумел превратить свое ранчо в процветающую ферму, одну из крупнейших в штате, и наши соседи на многие мили вокруг уважали и любили его. Теперь я ответила на твой вопрос и жду ответа на свой!

Яростный тон девушки вопреки ее ожиданиям не вывел Логана из себя. Его светлые голубые глаза проникали ей в душу, отмечая то, что Брайони не собиралась ему открывать. Несколько коротких раздраженных слов, брошенных ею, позволили Техасцу разглядеть в ней одинокую маленькую девочку, запертую в пансионе, выброшенную отцом из своей полной амбициозных планов жизни. Логан понял, как глубоки ее душевные раны. Ясно было, что Уэсли Хилл пренебрегал дочерью и этим причинял ей немало страданий. Логан в очередной раз проклял этого человека.

Брайони упорно не сводила с него блестящих зеленых глаз, ожидая ответа. Джим Логан много отдал бы за то, чтобы освободиться от этой необходимости. Почему именно он должен открыть ей глаза, заставить страдать еще больше? Проклятие, она и так уже достаточно его ненавидит! Его губы цинично скривились. Какая разница? Рано или поздно она все равно должна это узнать. Быть может, ему следует открыть ей правду для ее же собственной безопасности. Может быть, она все-таки одумается и уберется из Аризоны подобру-поздорову.

– Что ж, Брайони, думаю, ты имеешь право знать, почему я убил твоего отца, – начал он мрачно. – Дэйзи Уинстон была моей подругой, девочкой немногим старше тебя, одинокой как перст. – Его губы крепко сжались, превратившись в тонкую линию. – Твой отец убил ее.

Слова Логана прозвучали как пощечина. Брайони отшатнулась, когда они гулко отозвались под сводами пещеры.

– Я тебе не верю! Ты лжешь!

– Нет!

– Да. Ты выдумал это для того, чтобы оправдать свое преступление! – Брайони задрожала от ярости, дико глядя на Техасца. – Мой отец и Дэйзи Уинстон были любовниками. Любовниками! Понимаешь, они любили друг друга! Зачем ему было ее убивать? Это просто смешно! Ты лжешь мне, потому что считаешь меня глупой школьницей, которая верит всему, что бы ты ни выдумал, но ты ошибаешься! Я не верю ни единому твоему слову!