Неполадки в русском доме
Шрифт:
Иными словами, прибегая к столь же грубой аналогии, как социал-демократия, можно сказать, что России сегодня нужен Сунь Ят-сен, предложивший большой проект освобождения, а не Мао Цзе-дун или Чан Кай-ши, воплотившие в жизнь два варианта этого проекта. И даже не Дэн Сяо Пин, чье время, к несчастью, у нас упущено — им вполне мог быть Андропов, уже почти не мог быть Горбачев, совершенно не мог быть Ельцин и теперь уже не сможет быть Путин.
То, что сказано выше о существовании в нашем обществе «неопределившегося» ядра, с самого начала реформ понимали многие и пытались это ядро прибрать к рукам… Поэтому до настоящего времени было несколько попыток создать «социал-демократию», но все они включали в себя тот или иной неприемлемый пункт — и проваливались,
Превратиться в такую «центральную» партию пыталась КПРФ, но это невозможно — она не может освободиться ни от номенклатуры, ни от антизападной риторики, ни от марксизма в варианте РУСО. Она слишком увязла во внутренне противоречивом дискурсе и верно оценивает опасность попыток восстановить его непротиворечивость. У нее уже сложился большой и устойчивый круг сторонников и избирателей, и было бы авантюрой радикально перестраивать свой тип. В то же время из-за этой «стабильности насыщения» не возникло притяжения новых сил. Прежде всего, к КПРФ не повернулись в большой своей части интеллигенция и молодежь.
Создание той партии, о которой идет речь (назовем ее условно «Партия труда»), усилит позиции КПРФ, поскольку сдвинет ее на естественное место на политической арене. Ненормально для коммунистов при таком социальном бедствии, как сегодня в России, претендовать на роль центра и входить в правительство. Появление новой партии не приведет и к расколу КПРФ, поскольку основная масса членов КПРФ не захочет менять свою окраску — например, отказываться от фразеологии марксизма. Об этом говорит тот факт, что попытки устранить хотя бы самые нелепые лозунги истмата вызывают в КПРФ очень болезненную реакцию. Значит, идеологическому обновлению она не поддается и соблазна уйти из нее в другую партию не возникнет (это, кстати, показала и неудача попыток собрать бывших сельских коммунистов в Аграрную партию).
Напротив, возникновение союзной левой партии усилит КПРФ, дополнив левые силы до целостной и способной к росту системы. А главное, такая партия сможет открыть теоретические дебаты, которые как воздух необходимы для оживления всего левого движения (не только в России), но на которые не рискуют идти сложившиеся левые партии.
Именно современная партия, которая привлечет высокообразованную часть общества, сможет восстановить в среде своих сторонников способность к логическому мышлению с опорой на здравый смысл и изучение реальности, а не на фантазии или догмы из учебника, которые в условиях кризиса ничего не объясняют. Такая партия сможет выработать и предложить обществу новый язык, адекватно выражающий реальность — взамен навязанного СМИ «рваного» набора ложных понятий, метафор и штампов. Она сможет снять или хотя бы пошатнуть мифы, внедренные в сознание — сначала «узловые» мифы, а затем всю их систему. Через диалог, последовательно изгоняя «идолов общественного сознания», такая партия сможет сформулировать главные проблемы, стоящие перед обществом, описать возможные альтернативы их решения и объяснить причины, по которым партия склоняется к выбору тех или иных альтернатив.
Назову только главные вопросы, без выяснения которых и речи нет о сплочении даже близких по интересам частей народа.
Во-первых, надо, наконец-то определить, «в каком обществе мы живем». Ведь трагическое признание Андропова, что мы не знаем своего общества, осталось гласом вопиющего в пустыне. Ни советское, ни демократическое обществоведение категорически не приняло вызова. А мы уклониться не можем. Мы обязаны наконец-то выявить в разумных терминах главные черты России как особой цивилизации. Каковы желательные, приемлемые и убийственные для России формулы ее взаимоотношений с Западом в ее нынешнем состоянии? Например, всем ясно, что СНВ-2 снижает обороноспособность России. Вопрос-то в том, снижает ли он ее ниже критического уровня или нет.
Настоятельно
Мы должны освоить новые теории государства и власти, понять ее современные технологии (например, манипуляции сознанием, ее приемов и способов защиты от нее). Мы должны понять, что такое легитимность власти, каковы механизмы ее создания и подрыва, какую роль играют сегодня «теневые» властные структуры, криминальная власть и криминальное насилие. Против них оказались бессильны и царская Россия, и СССР — должны же мы извлечь уроки. Мы должны хладнокровно и трезво определить, в чем сегодня главные угрозы и опасности в России, каково их восприятие человеком и обществом. Ведь общество лишают воли, внедряя в сознание истерический страх и уводя внимание от реальных опасностей.
Мы должны изучить современные типы общественных конфликтов и современные представления о революции. Кончилось благостное житье в жестко стабилизированном СССР, в нашу жизнь вошли конфликты с насилием и современный терроризм. Мы должны знать механизмы возникновения, развития и разрешения таких конфликтов.
Сегодня у граждан России накоплен достаточный жизненный опыт («опыт реформ»), а в интеллектуальной среде накоплены достаточные знания, чтобы выработать близкую и понятную людям идеологию нового типа — идущую не от абстрактных понятий, а от «абсолютных» категорий реальной жизни.
Вот пример. Ни политэкономия неолиберализма, ни политэкономия марксизма не накладывают абсолютных, непреодолимых ограничений на вовлечение России в рыночные отношения глобальной экономики. Оппозиция говорит о моральных ограничениях, но это неубедительно, поскольку единая социальная этика временно разрушена (даже коммунисты не отвергают рынок и эксплуатацию человека человеком в принципе). А люди интуитивно чувствуют, что абсолютные ограничения существуют, и государственная власть, нарушая их, ведет дело к истощению и гибели России.
Дело в том, что трудовая теория стоимости, лежащая в основе обеих политэкономических теорий, исключает из рассмотрения природный фактор как не участвующий в образовании стоимости. Между тем, энергоемкость единицы ВВП в СССР была (даже при воображаемом приведении хозяйства к одинаковому технологическому уровню) на 1/3 выше, чем в США — в силу разницы климатических условий. Сегодня Россия осталась без теплых зон (Средняя Азия, Кавказ, Молдавия и Украина, Прибалтика). Значит, энергоемкость ВВП в идеальном случае уже вдвое выше уровня США, а с учетом деградации научно-технического потенциала и еще больше. Отсюда следует, что при полной открытости рынку практически все производство в России становится нерентабельным даже при очень низком уровне жизни трудящихся.
Если бы социальная философия Партии труда строилась не на трудовой теории стоимости марксизма (как у КПРФ) или либерализма (как у Гайдара и Явлинского), а на более современных воззрениях В.И.Вернадского, С.Подолинского и экологов, то показать допустимые границы рыночных отношений в России можно было бы с помощью вполне научных понятий, убедительных для интеллигенции и согласующихся со здравым смыслом трудящихся.
Разумеется, преодоление марксизма совершенно не означает антимарксизма (или ревизии той огромной роли, которую марксизм сыграл в становлении современного мира). Однако это «преодоление» сразу устранит барьер, который уже не может переступить интеллигенция. Барьер этот возник не из-за идеологии, а из-за того, что образованный человек не мог уже принимать постулаты марксизма, явно противоречащие новой научной картине мира. Не принял Маркс второго начала термодинамики, ну что тут поделаешь. Сто лет назад это было не страшно — ресурсы Земли казались неисчерпаемыми, но сегодня-то мы видим, что Земля мала, и рынок ее может просто сожрать.