Неповторимая весна

Патни Мэри Джо

– Я слишком много думаю. Ты часто говорил мне об этом, и был прав.

Когда Кейт лежала, придавленная и напуганная, в подвале старого отеля, она сделала несколько неприятных открытий относительно самой себя.

– Мы живем с ощущением вины, Патрик. Я с самого начала плохо справлялась с ситуацией. И… наверное, потому не принимала нашу проблему всерьез, что примирение всегда было фантастическим.

– Великолепный секс обычно маскирует более глубинные проблемы. Для меня тот факт, что нас все еще тянуло друг к другу, означал: ничего по-настоящему плохого не происходит, – признался Донован. – Это давало возможность не задумываться о собственном поведении.

Поскольку я удовлетворял свою женщину, значит, был настоящим мужчиной. Кейт, я не хочу, чтобы сегодня что-нибудь напомнило тебе о… нашем последнем свидании. Поэтому ты начинай и делай то, что хочешь и когда хочешь. Ты главная.

Она внезапно поняла: он угадал, какая тревога ее гложет.

– Главная. Мне это нравится.

Теперь она была сверху, ее груди касались его груди, а тело – его тела.

– Намного лучше, чем быть жертвой.

Она ласкала его, покусывала, целовала, гладила широкие плечи и покрытую темными волосами грудь. Прижималась губами к неровной верхушке шрама на руке. Сквозь опьяняющий розовый аромат она ощущала его собственный запах. Уникальный, возбуждающий.

– Помнишь ту ночь на пляже в Антигуа, в наш медовый месяц?

– Конечно. Лунный свет и безумие.

Его тело ожило, его руки нежно легли ей на бедра.

– Я старалась забыть, но не смогла.

Бархатистое ощущение его напряженного пениса было безошибочно ясным. Она терлась о него, дразня себя не меньше, чем Донована. Он удержал бедра Кейт, притягивая ее ближе. Она хотела власти и получила ее. Власти не физической силы, а обоюдной страсти, желания, горящего в крови. Кейт все кружила над ним, целуя, поглаживая и лаская, едва осмеливаясь верить, что они действительно вместе после стольких лет.

Когда она не могла больше терпеть, то подняла бедра и впустила его в себя. Донован застонал, выгнувшись, весь напрягся, проникая в нее все глубже. Было так хорошо, так правильно ощущать его внутри себя. Она обхватила его за талию, пока ее тело вело его в вечном танце проникновения и отступления. Кейт не знала, где заканчивается она и начинается он, знала только, что вместе они – одно целое, объединенное страстью и ждущее наслаждения.

Время вернулось, взорвавшись, когда она забилась в экстазе, прижимаясь к нему, потеряв всякий контроль над собой. Освобождение нахлынуло на него, его руки обхватили Кейт с железной твердостью, и он издал долго удерживаемый стон невыносимого наслаждения. Кульминация и завершенность – от этого она почти отвыкла за многие годы… Чувствуя головокружение и слабость, Кейт лежала у Донована на груди.

– Боже мой, Патрик, я так скучала по тебе. Так ужасно скучала.

– Кара. – Он поцеловал ее в висок, щеку, ухо. – Кариссима.

Самая дорогая. Он всегда оставлял ласковые слова для самых интимных моментов. Эйфория быстро испарилась. Кейт поняла, что их страсть сильна, как всегда. Но еще она осознала – в который раз! – что только этого недостаточно. Втайне она надеялась, что если ей хватит смелости предстать уязвимой, слабой, то страхи покинут ее и они с Донованом смогут общаться без тени прошлого. Вместо этого страх кристаллизовался в ужасное убеждение, что она – на грани пропасти. Что любовь к нему опустошит ее душу. Что же теперь делать? Джинн страсти выпущен из бутылки и не вернется туда.

Где-то зазвонил телефон, разрушив все настроение. Донован застонал, когда она поднялась и выбралась из ванны.

– Не уходи, – запротестовал он. – Кто бы там ни был, он может оставить сообщение на автоответчике.

– Мы же не останемся в ванне навсегда.

А то сморщимся, как чернослив.

– Тебе и это пойдет.

Роняя капли, она подняла трубку.

– Алло? Да, мистер Глейзер. Как мило с вашей стороны. Я в порядке. – Она закатила глаза, повернувшись к Доновану.

Поскольку не было никакого смысла оставаться в ванне, он выбрался и обернул вокруг бедер полотенце. Потом взял другое и принялся вытирать изящные изгибы спины Кейт. У нее перехватило дыхание, когда он обвел полотенцем ее бедро и медленно двинулся вниз, подхватывая капельки воды.

– Да, Донован заезжал, чтобы узнать, как мои дела. Он очень… добросовестный.

Донован нахмурился, увидев уродливые синяки, полученные ею сегодня. На бедре, которым Кейт ударилась об пол, виднелось огромное бордовое пятно, и еще дюжина мелких красовалась на других местах. Он прикоснулся к каждой отметине легчайшим поцелуем, как бы желая стереть, залечить их.

Кейт протянула ему махровый халат.

– Пора позвонить, чтобы сюда доставили еду.

Что может быть лучше, чем тихий вечер, проведенный вместе и с твердой уверенностью в том, что ожидающая кровать не останется пустой? Но постепенно Донован начал понимать, что Кейт не вполне разделяет его настроение. Она была мила и не уклонялась от его ласк, но говорила мало, а в темных глазах поселилась тень, которую он не мог распознать. Он поймал ее руку, переплетя пальцы и притянув ее поближе.

– Дама по-прежнему главная?

– Думаю, теперь твоя очередь брать власть в свои руки.

Он рывком развязал поясок ее халата.

– Ты знаешь, что я сейчас затею.

– В чем-то ты совсем не изменился.

Поворотом плеч она освободилась от халата. Одну стену сплошь покрывали зеркала, отражая двух Кейт, умножая красоту. Желание вспыхнуло с безумным жаром. Донован чувствовал себя так, словно он десять лет погибал в пустыне и его жажду все никак нельзя было утолить.

В освещенной только свечой комнате он употребил все свое умение и терпение, все интимное знание ее тела, чтобы удерживать Кейт на грани, пока она не заплакала от невыносимости желания. Они слились, как дикие звери, переворачиваясь и корчась, теряя и снова обретая, пока не обессилели и не остались, задыхаясь, лежать в объятиях друг друга. И хотя его тело испытывало насыщение, в душе жила боль, не желавшая уходить. Он уткнулся лицом в ее шелковые волосы, вдыхая еле слышный аромат роз.

– Ты все еще боишься меня?

– Я… не то чтобы боюсь. Скорее… нервничаю.

– Я хотел бы поклясться, что перерос свою опасную гневливость. Но, боюсь, это не совсем так. Все, что я могу обещать, – что больше не ударю тебя. Но физические удары не всегда самые страшные, верно?

– Слишком верно. Доверие – это такая хрупкая вещь. Легко разбить и трудно, если вообще возможно, починить.

– Я люблю тебя. Это никогда не изменится.

Кейт уткнулась лицом в подушку, и он понял, что она плачет. Донован осторожно гладил ее, пытаясь успокоить.

– Неужели все так плохо, кара? Конечно, нет.

– Я все еще боюсь, Патрик. Ты – такая большая часть меня. Когда ты порежешься, у меня течет кровь. Но если бы мне пришлось остаться с тобой, я бы погибла. Я не могу себе представить, что мы до конца года будем любовниками, а потом просто разойдемся. Я… думаю, мне надо вернуться в Калифорнию сейчас, пока не стало хуже.

Он не мог еще раз потерять ее. Нет.

– Пожалуйста, не спеши, Кейт. Мы ведь многого достигли за два месяца. Большего, чем каждый из нас считал возможным. Дай нам время.