Непознанный мир (цикл повестей)
Шрифт:
А дальше в их памяти стали возникать картины из их далёкого и не очень прошлого: золотой дракон воспроизводил самые лучшие моменты из их жизни. Эти воспоминания, словно кинофильм, во всех подробностях проносились сейчас перед взором каждого, заставляя заново переживать эти моменты. Тем самым дракон надеялся успокоить их души и помочь пережить весь ужас последних событий вплоть до убийства лорда, но отнюдь не заставить их забыть это и предыдущие события, а помочь смириться с ними, как с неизбежной данностью.
Перед взором Мастера пронеслось его детство и тот день, когда от матери он впервые услышал легенду о Склоне Мира, и как весь этот день до глубокого вечера бродил по двору, пытаясь по описанным в легенде признакам найти его; и в конце концов он нашёл земляной холмик, накопанный кротом, который Мастер посчитал тогда за найденный им Склон Мира, и был в неописуемом восторге. Он тут же загадал желание стать богачом, так как его родители были крестьянами и, как и все крестьяне, жили впроголодь, работая на чужой земле. Этот день был самым счастливым в жизни Мастера, не считая
И Мастер улыбнулся, снова увидев эту картину. Он смотрел на самого себя – маленького мальчика, бегающего по двору в поисках Склона Мира, – и верил и не верил в это. Неужели это он? Тот малыш, поверивший в сказку и спустя столько лет попавший в неё сам и ставший одним из её героев? Впрочем, это не сказка, это легенда, ставшая реальностью. А легендам, в отличие от сказок, свойственно иногда сбываться.
Квин же увидел самого себя в те годы, когда он только начал служить в воздушной гвардии Рима. Он в первый раз видит Смерка, Смерк в ответ поджигает на нём одежду, когда Квин подходит ближе, чтобы познакомиться с ним. И как тогда его, горящего, облили с ног до головы ледяной водой из бочки, пытаясь потушить пламя. Квин не пострадал, но навсегда с тех пор привязался к Смерку, обучал его и не давал в обиду другим драконам. Те счастливые дни ушли безвозвратно, но Квин видел это время, словно оно повторялось сейчас. И тоже улыбался. Улыбался своему счастью.
А Уоллфрид, в жизни которого было столько драматичного, видел сейчас один из самых ярких моментов своей жизни, который произошёл совсем недавно, года три назад: тогда лорд Лайтенвуд тяжело заболел, искупавшись в ледяной воде пруда, в который его сбросила строптивая Молния. Лорд лежал в своей роскошной спальне, укрытый несколькими одеялами и обложенный пышными подушками, весь горел и метался в жару и бреду. Уоллфрид тогда ни на шаг не отходил от него: прикладывал ко лбу лёд, натирал целебными мазями из трав, давал пить и укутывал. И обливался горькими слезами, потому что очень боялся за жизнь своего господина, дороже которого у него на свете больше никого не было; и сердился на прислугу, которая не соизволила даже предложить ему свою помощь в лечении лорда. Впрочем, Уоллфрид и не принял бы её из чувства ревности. Лайтенвуд же не слышал его утешений, зовя дворецкого в сильном бреду и прося помочь ему. Он даже тянул слабые, дрожащие руки в пустоту, мимо сидевшего у его изголовья Уоллфрида, прося помочь ему и умоляя в эти минуты его о прощении. И тогда Уоллфрид становился на колени и, обняв лорда, громко рыдал от бессилия, и даже в какой-то степени и счастья. Он где-то слышал, что в бреду человек может говорить истину, и что бред – это словно сыворотка правды. Подлинные мысли и чувства в этот момент словно прорываются наружу и открывают всю правду о сущности человека. И Уоллфрид, слушая среди бессвязных бормотаний лорда совершенно искренние его признания, которые, осуждая себя, он приносил дворецкому словно исповедь, был по-настоящему счастлив. Он не знал до того времени, насколько сильно лорд Лайтенвуд его любит. В тот вечер Уоллфрид до самого утра простоял перед его постелью на коленях, крепко обняв закутанного в одеяла больного и, плача от счастья, говорил ему в ответ свои признания, словно «сыворотка правды» – бред – подействовала и на него. Заснул Уоллфрид только под утро, чтобы через пару часов проснуться оттого, что совершенно здоровый хозяин целует его в поседевшую макушку и ласково благодарит за заботу, жалея, что Уоллфрид всю ночь без сна простоял на коленях перед его постелью. Тогда старый дворецкий был счастлив как никогда в своей долгой жизни. Подумать только, его преданное бодрствование исцелило лорда!
Видя перед собой эту картину, Уоллфрид чувствовал, что переполнен бескрайним счастьем. В тот раз после бессонной ночи он почувствовал, что по-настоящему счастлив, что его место – здесь, в замке Вейсголлвилд, рядом со своим хозяином. И в этот момент на его лице засияла радостная улыбка, заставившая дворецкого на время позабыть о том, что случилось сегодня, словно он уже смирился с неизбежным, чего и желал от них сейчас золотой дракон.
Ослеплённые и своими видениями из прошлого, и золотистым сиянием, окутывающим их тела, друзья в немом восторге устремили свои взоры на своего золотого целителя, который гордо сидел на земле, едва видный из-за искрящейся золотом пелены его силы, распахнув громадные по величине и размаху кожистые крылья, играя рыже-золотыми переливами своей чешуи и источая из узких зелёных глаз ослепительно яркий золотой свет, который был ярче самого солнца.
Пока что он не двигался, продолжая радовать их всё новыми и новыми счастливыми моментами из их прошлого. И даже бедный Уинстон, в безжизненно повиснувшем в воздухе теле которого ещё теплилась жизнь благодаря золотому дракону, затянувшему его страшную рану на голове, пребывал сейчас в своём счастливом прошлом. Он видел сейчас свою малую родину – север Англии, графство, расположенное совсем неподалёку от зоны отчуждения, в которой обитали драконы-изгнанники. Там осталась его семья: могилы родителей и младший брат с двумя детьми – племянниками Уинстона. С братом Уинстон провёл всё своё детство, теперь такое далёкое от него. Он видел один из самых счастливейших дней в своей жизни. В тот
Но первый образ – тот день, когда он впервые увидел племянников, – Уинстон созерцал, словно заново переживая уже пережитое им когда-то счастье. И даже несмотря на то, что сейчас он был без сознания, он слабо улыбался, обращая эту улыбку к своим любимым племянникам, видя их перед собою словно наяву – столь же чётко и осознанно.
И тут в его памяти возникла другая, совершенно противоположная по эмоциональной окраске картина: похороны останков семьи Лайтенвудов, растерзанных драконами. Все обитатели замка и друзья из соседних земель присутствовали на этой церемонии. В тот день Уинстон, ещё юноша, только начинал служить в замке Вейсголлвилд, и уже успел привыкнуть к благородным господам, и радовался рождению их наследника, – как вдруг всё это разом обрушилось в неизвестность и их существование лишилось смысла. Хорошо ещё, что маленькому лорду удалось спастись. Так думал Уинстон, стоя в толпе и со слезами на глазах глядя на большие закрытые гробы, возле которых почётным караулом несли свою бессменную вахту самые верные слуги покойных господ, а сейчас они опускали наглухо заколоченные ящики в могилы по прочным канатам. Молодой в ту пору Уинстон видел тогда вокруг себя лишь несоизмеримую атмосферу страдания: застывших в глубокой печали знатных графов, баронов, виконтов; скорбные лица слуг; всадников – солдат замка, – сопровождавших господ в их последний путь. И маленького мальчика, который, уставившись в никуда невидящими глазами, стоял перед могилами, крепко ухватившись за руку толстой кухарки, которая громко рыдала, утирая глаза подолом своего фартука. Но лорд не плакал. Его едва уговорили присутствовать на похоронах родителей, чтобы он смог хотя бы мысленно с ними попрощаться, и тогда, быть может, ему станет легче и он отойдёт от своего горя, как считала его тётя. Она понимала, какой ценой даётся выдержка в этот час бедному мальчику. Но присутствие на похоронах только усугубило состояние маленького лорда, и он впал в ещё большую подавлен-ность, чем прежде, поэтому сразу же после похорон было принято решение увезти его из родных мест, чтобы весь ужас произошедшего как можно скорее забылся.
И вот теперь стали видны результаты: старания тётки не увенчались успехом, и лорд Лайтенвуд с той поры навсегда заклеймил драконов дурной славой, заменив в клейме Верности дракона на льва и убрав первого из своего родового герба, заменив тем же львом, держащим в одной лапе меч, а в другой – отрубленную драконью голову. Он даже оказал давление на короля Англии, который был первым в мире, кто изгнал драконов из своей страны, приняв мораторий. Король, опасаясь, что и других его подданных постигнет участь династии Лайтенвудов, ужесточил мораторий, и драконы были полностью изолированы от внешнего мира путём применения огневых рубежей ночью для сдерживания наиболее свирепых из них, если они попытаются вылететь за пределы зоны отчуждения. А на изменённом клейме Верности теперь был лев, которого неспроста выбрал Лайтенвуд на замену дракону: лев считался древним врагом дракона в геральдической борьбе за корону и трон. С тех пор клеймо Верности оставалось неизменным, пока…
«Великий Фреммор, НЕ-Е-ЕТ!!!» – простонал Уинстон, не понимая, что он без сознания. Тогда, на подходе к Серебряному озеру, он встретил Первого слугу, который сказал, что поможет ему. И Уинстон согласился, не смея спросить своего бога, в чём именно будет заключаться его помощь, и слепо доверился ему, совсем позабыв о том, что Фреммор благоволит к драконам, а это означало, что если он и лорд Лайтенвуд встретятся – один из них погибнет. И старый лакей уже знал, кто именно.
«МИЛОРД, БЕГИТЕ!!!» – что было силы завопил он, не понимая, отчего вокруг тишина и темнота, и не зная, что тот, к кому он обращался сейчас (и забыв, что ещё совсем недавно отрёкся от своей клятвы верности, которую приносил, поступая на службу в замок), лежит, сражённый Королевским мечом лорда Вейсголлвилда, возле Серебряного озера. И убийцей его является Фреммор.
Но призывы Уинстона пробудили в нём новые жизненные силы. После последнего его видения золотистое свечение медленно опустило его беспомощное тело в высокую траву вместе с Мастером, Квином и Уоллфридом.
Золотой дракон перестал светиться и, не дав им опомниться, заговорил:
– Ваш друг жив, но ему необходима сейчас ваша забота. Я не смог в полной мере улучшить его состояние, и теперь только от вас зависит, поправится он или нет.
Друзья подбежали к распростёртому в траве Уинстону. Они хотели расспросить золотого дракона о многом: кто он такой и откуда, и почему помог им; зачем он послал им картины из прошлой жизни, и может ли он дать им какой-нибудь совет или напутствие к дальнейшим действиям после всего того, что с ними произошло, так как они пребывают в полной растерянности; но золотой дракон, словно угадав их мысли, произнёс: