Неправильная пчела

Соляная Ирина Владимировна

– Потому что ты безответственный человек, – мать подняла на нее глаза, полные слёз, – тебя за неуспеваемость из лицея отчислили, но ты не сделала для себя выводов, ты продолжаешь лоботрясничать. Почему физику прогуливала? Тебя видела завуч за школьными гаражами с мальчишками из девятого класса. Это подходящая компания для тебя?

– Подходящая, – дерзко ответила на последний вопрос Глина, – по крайней мере, не считают меня психичкой и не лупят.

– Иди к себе! – не нашлась, что ответить дочери Таиса, – позову скоро на ужин.

Глина

закрылась в комнате. «Ужин! – думала она, – жидкий суп с пшёнкой и тушеная капуста, хуже, чем в приюте на Комсомольской. И родители такие же злые, как воспитатели. А всё потому, что Глина – бездарная, даже Маринка лучше меня». Глина достала зеркальце и повертела его, стараясь рассмотреть себя со всех сторон. Длинный нос с веснушками, круглые глаза, как у кошки ночью, жидкая чёлочка, прическа-хвостик с радужной резинкой, ноги худые, сисек вообще нет.

«Никто не любит меня, я вообще по ошибке родилась, – пришло в голову Глине, – родители стыдились, что у них дочка-инвалид, вот и решились на вторую попытку. Не жизнь, а уродство сплошное».

Вскоре в комнату заглянула мама.

– Я к ужину накрыла, – сказала она и, не глядя в глаза дочери, добавила невпопад, – ты пока у бабушки поживешь, мы с отцом в больницу поедем на обследование. Завтра утром отвезу тебя.

– А школа? – спросила Глина, – через весь город пилить же…

– Ну, деваться некуда, – развела руками мама.

***

– Домой ты вообще-то собираешься? – сурово спросил с порога Переверзев Глину.

– Проходи, проходи, – засуетилась бабушка Надя, – провожая зятя в кухню, где за столом Глина решала алгебру, готовясь к экзаменам.

– Здрасьте, – хмуро сказала Глина и закрыла учебник.

– Домой, говорю, поехали, – сказал отец.

– Полгода не вспоминал, объявился, – послышался голос деда из смежной комнаты.

Переверзев промолчал. Незачем было рассказывать о том, как прошли эти полгода. Скольких трудов стоило выкарабкаться с того света, через что пришлось пройти.

– Мать сказала, что ты на работу устроился. Денег дай, – нагло ответила ему Глина, не вставая из-за стола, она явно не собиралась ехать на Пионерскую, – у бабки с дедом пенсии маленькие, мы тут на одной картошке второй месяц сидим.

Переверзев злобно посмотрел на нее и стал вынимать из брюк ремень, а баба Надя заголосила, хватая его за руки. Глина не сдвинулась с места.

– Только рыпнись, я в полицию сразу пойду, расскажу, как ты Маринку в секту продал, чтобы долги свои за лечение погасить, – сказала она спокойно.

Матерящийся отец выскочил на улицу, бабушка Надя – следом.

Глина снова раскрыла учебник, и хотя сосредоточиться на задачках не могла, делала вид, что занимается, пока ее бабушка не вернулась.

– Какая же ты стала злая, разве девочки так себя ведут, это же твой папка! – бабушка искренне пыталась пристыдить внучку, – выдумала ерунду какую-то.

– Ничего не выдумала, – буркнула

Глина, с неудовольствием отмечая, что отец выглядит гораздо лучше. За два месяца лечения он порозовел и покруглел. Исчезли круги под глазами и вены на руках уже не выпирали от худобы.

Она знала, что родители ездили в Москву. Мама по телефону говорила Глине, что отец был в «Божьей пчеле», видел Маринку, и все у нее хорошо. «Значит мои рассказы только для других россказни, а родители все знают и понимают прекрасно», – злобно подумала Глина и снова уставилась в окно, – эх, взорвать бы эту проклятую клинику со всеми ее обитателями! Да как взорвешь, если отцу дали тот самый мёд? Сколько теперь Маринка будет отрабатывать?»

Глина швырнула книжку в угол и заплакала.

Через два дня к ним в очередной пришла инспектор комиссии по делам несовершеннолетних Алина Николаевна. Она бесцеремонно проверила содержимое холодильника и мусорной корзины, порылась в вещах Глины.

– Почему дома не живешь? – без лишних церемоний спросила она у Глины.

– За дедом ухаживать помогаю, – буркнула девочка, а бабушка поддакнула.

– Что с дедушкой? – дежурно спросила Алина Николаевна и села заполнять акт обследования жилищных условий.

– Альцгеймер у него, – услужливо ответила бабушка Надя, боявшаяся всех представителей власти, – иногда ничего, узнает меня или внучку, а иногда даже не понимает, что такое горшок, прости Господи. Я с ним не управлюсь одна, мы его с Галочкой вдвоем ворочаем его на кровати.

– Будешь еще драться в школе? –спросила для проформы инспектор.

– Я всё осознала, – приторно улыбнулась Глина.

– Ясно всё с тобой, – сказала Алина Николаевна, и, закончив заполнять акт, подсунула его на подпись.

Бабушка, не читая, подписала, Глина пробежала глазами документ.

– Не доверяешь? – хмыкнула Алина Николаевна.

– Нам на уроках говорили, что надо развивать правовую грамотность, – с невинным видом сообщила Глина. В акте было написано, что жилищные условия удовлетворительные, продукты питания имеются, семейные отношения спокойные.

– Почему на осень тебя оставили в школе? – спросила инспектор перед уходом, так, для проформы, и Глина ей также для проформы ответила.

– Подтянусь.

***

Глина точно узнала, когда Маринка умерла. Прошел месяц после возвращения отца из Москвы, в конце июля. Пропавшая сестра пришла к ней во сне, погладила ее по волосам и сказала: «Божьей пчелке пора на небко».

Теперь, проснувшись под самое утро, когда петухи только-только начинают хлопать крыльями, а куры ворчать своими противными голосами, Глина куталась в одеяло и смотрела в рассветное окно. Именно теперь она вспомнила все, что происходило с ней и сестрой в «Божьей пчеле». Крупные слёзы текли по щекам, стекали по обветренным губам, на подбородок и шею. Скоро одеяло, которое Глина прижимала к лицу, стало мокрым. Глина поняла, что она осталась совсем одна.