Неправильный оборотень
Шрифт:
Чего ещё бабка понарассказывала бы – неизвестно, в двери ввалился Арыска. Взлохмаченный, рубашка разодрана, штаны на коленке порваны, один глаз совсем заплыл, ободранным кулаком под носом кровь вперемешку с соплями подтирает. Тихо всхлипывая, упрямо супил брови.
– Арыс! Арыска, чевой-то с тобой сдеялось? Кто ж те рожу-то начистил?
– А чо… а чо! Он предатель! На нашего Гора нападал! Ы-ы-ы-ы…
Не выдержав, братишка заревел басом, размазывая по ссадинам солёные слёзы, добавляя сукровицу из носа – щиплет же ссадины, поморщился я.
– Ты ж
Слёзный поток моментально иссяк.
– Я ему в ухо дал! А потом по кумполу… и пинул по заду, когда он пошёл. Вот! И ещё врежу, только придёт играться! – размахивал руками, показывая, как дрался, Арыска и не заметил, что уже сидит у меня на коленях.
– Да никак ты с дружком своим Мираком сцепился?
– Он мне не дружок теперь, он – предатель! Он на нашего Гора нападал!
– А чево ж он предатель-то? Гор ему кто? Никто. Эт тебе он – братка любимый, а Мираку он не нужон! – на этих словах мальчишка опять сдвинул брови и сжал кулачки. – А там мамка с папкой евойные любимые! Как же он их-то предаст? Никак нельзя папку с мамкой предавать, хоть ты сто раз ему дружок.
– Так чо ж, папку не предавал, да. А на Гора-то нашего нападал!
– Вот за то, што он на брательника твово нападал, ты правильно ему всыпал, только он не предатель. Разумешь отличья-то?
– Разумею. Баб, я ему ещё всыплю и играться с ним не буду!
Насчёт «всыплю», похоже, всё наоборот. Скорее, Мирак всыпал Арыске. Как-никак, он уже перекидывался, а это уже давало перевес в силах. Надо бы позаниматься с братишкой, научить приёмам в драке.
– Ты, Арыс, большой уже! А большие, они только за волчицу дерутся.
– Ещё за вожака… – Арыска перебрался поближе к бабке, а я тихонько улизнул от вопросов и ответов.
***
Вечером Урус передал наказ вожака прийти с утра на занятия.
Я разлёгся на траве у ручья, протекающего позади нашего ряда домов. За ручьём начинался луг, на котором деревенские выпасали коз да гусей – всякую мелкую скотину. А дальше шёл лес, перемежающийся выпасными лугами. На тех лугах росла столь отменная трава, что все понимающие, видевшие луга впервые, поражались. Ещё бы! Трава там была по пояс самому высокому человеку. Мягкая, не грубая. Что важно, ядовитых для скотины трав почти не было. Такие благодатные пастбища трудно найти.
Вот на этих лугах и паслись основные стада коров и лошадей, принадлежащих деревенским и нашей семье в том числе. Там-то и подрабатывал Урус пастухом-табунщиком до поры. Вчера да сегодня брат отдыхал. Кому пастушить на время праздника, табунщики бросали жребий, от которого Ура благородно отстранили – все понимали, что брату «особенного» необходимо быть на празднике.
Отец вместе с Ррыком и сегодня встречались с гостями да посланниками, всё вели какие-то переговоры – чую, в тех переговорах не однажды перемыли мне все кости. Мать с другими женщинами тоже находилась где-то возле отца с вожаком – гостей необходимо было и накормить, и напоить.
А ко мне приходили друзья. Вспоминали праздник, делились тем, кто что услышал, кто чего увидел, кто с кем ушёл. Смеясь, вспоминали, как мы все с девчонками удрали от взрослых к овину, играли в бутылочку с поцелуями. Как Рамиса, Варина и Орринка – вот егоза, втёрлась-таки в игры старших – мухлевали, чтобы поцеловаться со мной. И как кузнецова дочка Христя, видя такое безобразие, вытащила меня из круга, уволокла за овин, да там сама накинулась с поцелуями, уже начала и кофту на себе расстёгивать. А Орринка, визжа, бросилась в драку с этой Христей.
Конец Христиным притязаниям положил Урус, вдруг появившийся из-за того самого овина. Верно, они с Лийской там устроились, а тут мы!
Парни долго хохотали после моего признания, что мало что помню из того, что происходило после застолья, и с кем из девчонок целовался, смеялись: «Только им не говори!».
Друзья уже ушли, а я сидел, смотрел на закат, ручей и луга. Мыслей никаких не было. Было просто хорошо!
Урус пришёл и устроился рядом, когда заря уже догорала. Откинулся на пологую кочку за спиной, потянулся. Вид у брата был довольный, в сгущающихся сумерках глаза его пересверкивали по-волчьи.
– Хорошо-то как…
Помолчали.
– Ррык передал, что завтра с утра ждёт тебя на занятия.
– Так быстро?
– Знаешь, там такое творится …
– Где? С кем?
– Ты же сегодня со двора, считай, не выходил. А в деревне из-за этих гостей дым коромыслом стоит. Ррыку с отцом достаётся, – хмыкнул. – Представляешь, маг из Бормита свою дочь за тебя сватает! Говорит, звездочёты напророчили ей выйти замуж за великого оборотня!
Глядя на моё ошеломлённое лицо, расхохотался от души.
– Лагор – ты сейчас самый завидный жених по всем государствам. Как принц или король! К тебе как обращаться? Ваше Величество или ещё как? Ты только скажи… Ха-ха-ха! Говорит, дети великими магами буду-у-у…
Урус согнулся, хохоча в голос, а у меня волосы дыбом встали от перспективы женитьбы. Да ещё на неизвестной девице!
– А-а вожак что говорит?
– Говорит – мал ещё, не дорос… женилка не выросла… Ха-ха-ха-а! Так и говорит, – Урус от хохота совсем обессилел, из глаз уже слёзы текли.
Кое-как успокоившись, пояснил:
– Это он сказанул, когда маг совсем на него насел – мол, дочь в самом соку, самое время замуж выдавать. Говорит, звездочёты не врут.
– А Ррык что?
– А Ррык говорит – раз звездочёты не врут, то значит, так и будет. Говорит – мы тоже звездочётов спросим, мол, не думали так быстро женить, а теперь спросим.
– Ур! Да что ж такое творится-то?! Зверь ненормальный, да ещё женить хотят! Зачем мне-то это всё?! Я обычным быть хочу-у…
– Но-но! Зверя не обижай! Ты его ещё толком не чувствуешь, а вот прислушайся к себе, каково ему! Он у тебя послушный и правильный, а ты его так… как предаёшь… – с Уруса всё веселье как ветром сдуло, на скулах желваки застыли, и глаза зло сощурились.