Непредвиденное путешествие

Стрелков Петр Георгиевич

Я обернулся на Сарезкол и с запозданием ужаснулся. Бешеный поток не умещался, казалось, в русле и шел выше берегов. Он страшно ревел, из него непрестанно доносились тяжкие удары, это камни на дне или в толще воды с силой бились друг о друга. Нет, переходить такую речку назад я был не согласен!

Ко мне подбежали испуганные девушки. Они говорили потом, что самым удивительным и страшным для них был свет фонарика, который не потух под водой и показывал в темноте путь моего скоростного дрейфа. Как оказалось, винить их за происшествие

было трудно: девушки не решились переходить вздувшийся Сарезкол и были в этом совершенно правы.

Кроме редких колючек, топлива вокруг не было. С острой завистью я глядел на далекое пятно костра, который палил в тугае наш студент. На Памире ночи холодные, а эта прошла особенно неуютно: без спального мешка и в сырой одежде мне пришлось трястись до утра. К тому же непривычно болело все тело. Когда рассвело, я обнаружил, что оно сплошь покрыто синяками – последствием столкновений с камнями, которые я даже не почувствовал во время недолгого купания. Ногти на пальцах, что удержались за спасительную трещину, оказались полуоторванными и почернели от запекшейся крови.

Наше возвращение в базовый лагерь прошло без приключений, даже путь по обрыву на месте рухнувшей тропы показался не таким отчаянно страшным, как в первый раз. Девушки восхищались моим благородным желанием не оставлять их ночью одних и бесстрашным переходом Сарезкола. Словом, репутация лихого и умелого парня была мне обеспечена.

Я понимал, что это не так. Причиной наших злоключений была только моя неопытность. Горные реки питаются снегом и льдом близких вершин, меньше всего воды они несут после ночи, когда на вершинах царствует мороз. Под жаркими лучами солнца начинается бурное таяние, во вторую половину дня вода резко прибывает. Легко перейдя утром Сарезкол, надо было предвидеть вечерний подъем воды. Нашего студента нужно было загодя отправить на поиски и для своевременной доставки ботаников в лагерь; легкомыслием было ожидать, что девушки явятся в назначенное время. И в Сарезкол я сунулся по дурости, не представляя себе возможных последствий этого, девицы отлично переночевали бы одни.

К счастью, все обошлось благополучно, но могло быть иначе. После «крещения» в Сарезколе уважение мое к памирским водам неизмеримо возросло. Боязни же высоты преодолеть я не сумел. Роптать на это оснований не было: в горы ехать меня не заставляли, сам захотел.

Гюрза

С ядовитыми змеями я сталкивался в Туркмении неоднократно, но свести тесное знакомство с ними

у меня не было ни надобности, ни желания. Некоторую свою ущербность из-за этого я ощущал лишь в компаниях бывалых змееловов, в которых звучали леденящие кровь рассказы о единоборствах с кобрами, гюрзами и эфами. Змееловы добывали их за хорошие деньги для специальных питомников, где от змей получали драгоценный яд. В то время, о котором я пишу, это вольное старательство процветало, змеи были в моде, и не иметь на счету пойманных ядовитых гадин считалось в кругу молодых натуралистов почти неприличным.

В тот год я уже закончил полевые работы, купил в Аэрофлоте билет домой, но в последний день поехал с товарищем в окрестности Ашхабада осмотреть глубокие лёссовые овраги. На уступах обрывов там гнездились хищные птицы, и было интересно собрать для изучения остатки их пищи.

В небольшом овражном тупичке я заметил очень крупную гюрзу. Свившись тугими кольцами, змея лежала совершенно неподвижно, вытянув вперед свою массивную и малосимпатичную голову. На мое приближение змея не реагировала. “Наверное, мертвая”, – подумал я. С другой стороны, на погибших животных сразу налетают тучи отвратительных зеленых мух, а тут их не было. Поза змеи, при всей ее неподвижности, была слишком живой, но поведение совершенно необычным.

Гюрза – осторожное животное, встречи с человеком она старается избежать; застигнутая же врасплох, страшно шипит и делает угрожающие броски в твою сторону. Не приближаясь вплотную, я кинул в гюрзу комочек сухой глины. Он с тугим стуком отскочил от ее тела, как от автомобильной покрышки, но змея не пошевелилась. Тогда я осторожно прикоснулся к змее стволом ружья. Тут мне показалось, что она сделала слабое, почти неуловимое глазом движение, но позы не изменила и продолжала лежать неподвижно. Чутье подсказывало, что змея все-таки живая. Меня разбирало любопытство выяснить, что с ней происходит, заодно хотелось испытать себя в ловле крупной ядовитой змеи, благо поимка этой странной особи не казалось трудным делом.

Я мягко прижал подошвой сапога голову гюрзы к земле, крепко обхватил ее рукой и рывком поднял вверх. Как только мои пальцы сомкнулись на шее змеи, та мгновенно ожила. Ее мощное, толщиной с мужскую руку тело напряглось и забилось в воздухе с силой пожарного шланга, по которому гонят воду. Руку мою начало мотать во все стороны, затем гюрза обвила мое предплечье и, пользуясь этим упором, стала настойчиво выворачивать из-под пальцев свою шею. Левой рукой я сбрасывал с правой кольца змеи и пытался оттягивать ее за хвост в сторону, но тогда опять начинались мощные рывки. Я почувствовал, что долго не выдержу. Толстая шея змеи миллиметр за миллиметром вытягивалась из-под судорожно сжатых пальцев. Ее голова с широко раскрытой пастью, из которой страшно торчали ядовитые зубы, постепенно обретала все больше свободы.

Конец ознакомительного фрагмента.