Неприметный холостяк; Переплет; Простак в стране чудес
Шрифт:
– Хорошо пообедали, надеюсь? – ледяным тоном обронила она.
Английский пэр разулыбался совсем уж солнечно, а в глазах у него появилась мечтательная дымка.
– Чудесно! Начал с жюльена, потом перешел к омару, затем подали лонг-айлендского утенка, надо сказать, превкуснейшего…
– Замолчите! – потрясенная до глубины души, вскричала миссис Уоддингтон.
– А закончил я…
– Да замолчите вы, пожалуйста! У меня нет желания выслушивать подробности вашей трапезы.
– Прошу прощения! А я думал, вам хотелось…
– Вы отсутствовали так
– Отлично! Порок еще цветет?
– Несколько минут назад, – стала рассказывать миссис Уоддингтон, направляясь на крышу, – я заметила, как молодая женщина вошла на веранду рядом с квартирой этого Финча. И сразу же услышала ее голос. Она с ним разговаривала.
– Ай-яй-я-яй! – укоризненно покачал головой его светлость. – Какой разврат!
– Я спустилась сюда за Феррисом, своим дворецким, чтобы привести его как свидетеля, но, к счастью, появились вы. Почему вы не вернулись еще полчаса назад, понять не могу!
– Я же вам рассказываю! Начал с жюльена…
– Замолчите!
В полном недоумении лорд Ханстэнтон последовал за ней; он понять не мог, почему у его спутницы такое нездоровое отношение к еде. Они вышли на крышу, и миссис Уоддингтон, остерегающе подняв палец, подкралась к веранде.
– А теперь что? – спросил лорд, когда они остановились под дверью.
Миссис Уоддингтон постучала.
– Джордж Финч!
Ответом ей была мертвая тишина.
– Джордж Финч!
– Джордж Финч! – эхом прокричал пэр, вполне осознавая обязанности хора.
– Финч! – крикнула миссис Уоддингтон.
– Джордж! – подхватил лорд Ханстэнтон.
Миссис Уоддингтон толкнула дверь. Внутри царила кромешная темень. Она щелкнула выключателем. Пусто…
– Так-так! – проговорила миссис Уоддингтон.
– Может, они под кроватью…
– Посмотрите!
– А что, если он кинется на меня?..
Конечно, в таких случаях следует учитывать всяческие случайности, но в данном случае миссис Уоддингтон сочла, что предусмотрительность ее союзника заходит слишком далеко. Досадливо фыркнув, она повернулась… и застыла, уставившись на то, что вдруг материализовалось за его спиной.
А материализовался там долговязый, жилистый полисмен. Миссис Уоддингтон встречала его всего раз в жизни, но при таких обстоятельствах, что встреча накрепко врезалась ей в память. Узнала она его мгновенно и сразу же сникла, несмотря на сильную свою натуру. Словно улитка, которой насыпали соли между глаз.
– Что такое? – осведомился лорд Ханстэнтон и тоже обернулся. – О, вот это да! Констебль!
Офицер Гарроуэй смотрел на миссис Уоддингтон глазами, из которых вечер в нью-йоркском богемном квартале напрочь изгнал доброту. Теперь во взгляде у него бушевала неистовая злость, и сверли миссис Уоддингтон два глаза, а не один, она грохнулась бы в обморок. К счастью, второй был выведен из строя, а именно – прикрыт ломтиком сырого мяса и повязкой.
– Ах-ха! – произнес Гарроуэй.
На письме восклицание это невозможно передать во всей его зловещности. Но слышали бы вы, как оно звучит в устах полисмена после того, как в лицо ему швырнули пригоршню перца! Миссис Уоддингтон, пятившейся в глубь веранды, почудилось, что в возгласе слились воинственный клич индейцев и трубы Судного дня! Да, и еще вой волчьей стаи! Коленки у нее подогнулись, и она рухнула на кровать.
– Сцапал вас, да?
Вопрос чисто риторический; полисмен даже паузы не выдержал, чтобы выслушать ответ. Поправив повязку, он продолжил:
– Вы арестованы!
Лорду Ханстэнтону поведение полисмена представлялось крайне непонятным и неправильным.
– Э, послушайте-ка… – начал он.
– И вы арестованы тоже, – перебил Гарроуэй. – Вы наверняка замешаны. Арестованы оба! И только попробуйте выкинуть новый фортель! – пригрозил он дубинкой. – Палочка эта прогуляется по вашим тыквам. Ясно?
Последовала пауза, столь часто возникающая в разговоре малознакомых людей. Гарроуэй, похоже, свое сказал. У миссис Уоддингтон слов не нашлось. Лорд Ханстэнтон не прочь бы задать пару вопросов, но от зрелища помахивающей дубинки все слова из головы у него улетучились. На такую дубинку посмотришь только, и уже начинает стучать в висках. Он слабо сглотнул – и промолчал.
Тут откуда-то снизу донесся голос человека, взывавшего: «Бимиш! Эй, Бимиш!» То был голос Сигсби X. Уоддингтона.
2
Ничто не вызывает такой досады у читателя, как персонаж хроники, который выныривает ни с того ни с сего, а летописец даже не удосуживается объяснять, откуда же он, собственно, взялся. Добросовестному рассказчику полагается объяснять появления и уходы даже таких малозначительных представителей рода человеческого, как Сигсби X. Уоддингтон. А потому мы сделаем сейчас перерыв и объясним.
Сигсби, если припоминаете, пустился на розыски полисмена по имени Галлахер, и Нью-Йорк предоставил ему широкий выбор. Перед взглядом его в изобилии прошли Галлахеры, всякие-разные, но так как на самом деле требовался ему Гарроуэй, то даже такой бурный наплыв не произвел на него впечатления. Каких только Галлахеров он ни навидался! Высоких и низеньких, худых и толстых, косых и прыщавых, рыжих и со сломанными носами, совсем кошмарных (их было двое), а под занавес – экземпляр Галлахера, уж вообще ни на что не похожий! Однако субъекта, которому он продал пакет акций, среди них не отыскалось.
Очень многие в подобной ситуации сдались бы без боя. Сдался и наш герой. Последний из Галлахеров патрулировал в районе Бликер-стрит, и Уоддингтон, свернув на Вашингтон-сквер, доковылял до скамейки и мешком рухнул на нее.
На несколько минут спустя несказанное облегчение вытеснило все другие чувства: на него снизошло озарение! Явись оно раньше, это сберегло бы ему массу энергии. Ему вдруг припомнилось, что сгинувшего полисмена встретил у Хамилтона Бимиша, и, следовательно, логический вывод – именно он может сообщить ему, где находится полисмен.