Непристойное предложение
Шрифт:
Она изгибалась как дельфин, стараясь высвободиться – Дрейк лишь крепче держал ее.
– Мы в море почти три недели. Зная Лафона, смею предположить, что он сделал большой крюк на случай, если его преследователи решат, что он отправился в Нассау коротким путем. Поэтому, возможно, мы скоро доберемся до американского побережья. И как только ты его заметишь – как только ты его заметишь! – ждешь темна и незаметно пробираешься в баркас, обрезаешь веревки и уплываешь!
Она продолжала выворачиваться:
– Без тебя не поплыву.
– Поплывешь! Я не желаю, чтобы ты рисковала. Не жди меня, Пэйтон. Если я даже просто-напросто заподозрю,
Она перестала изворачиваться. Глаза ее округлились. Губы, заметил он, слегка приоткрылись. И это привело Дрейка в сильное замешательство.
– Ты – что? – с явным вызовом произнесла Пэйтон.
То, что случилось после, Дрейк искренне считал виной Пэйтон.
Глава 16
Она, достопочтенная мисс Пэйтон Диксон, отнюдь не считала себя набожной. В действительности, иногда она всерьез сомневалась в том, что Бог существует.
Однако сейчас был не тот случай. Потому что Господь – тот самый Господь, который отобрал у Пэйтон при рождении мать, а затем обрек ее на еще б'oльшие муки, позволив девушке вырасти и иметь грудь, которую и грудью-то нельзя было назвать – ответил на ее молитвы: Коннор Дрейк держал Пэйтон в объятиях. Коннор Дрейк целовал ее.
Она не могла вспомнить, как это произошло. Минуту назад его пальцы вцепились в плечи Пэйтон, и Коннор начал ее трясти – очень сильно – а теперь целовал с тем же пылом и решительностью, с которыми за несколько секунд до этого кричал на нее.
И отвечая на поцелуй, она не могла избавиться от мысли, что этот момент, этот единственный миг стоил… всего того, что ей пришлось пережить с тех пор, как она оказалась на этом жалком судeнышке. Его бакенбарды, переходившие в пышные усы, и борода, выросшая за те недели, которые Коннор находился в заточении, царапали чувствительную кожу вокруг ее рта. Когда мгновением позже он оторвался от губ Пэйтон – только для того, чтобы прижаться своими губами к шее девушки, – его горячее дыхание обожгло ее, заставив задрожать от удовольствия, и соски Пэйтон под мягкой льняной рубашкой и позаимствованным камзолом отвердели.
Одного только ощущения губ Дрейка на ее шее было достаточно, чтобы убедить Пэйтон в том, что оно того стоило – котелки, которые ее заставляли начищать; ведра воды, которые ей приходилось таскать туда-сюда с кормы корабля; то, что Пэйтон целый месяц не могла как следует вымыться; то, что ей приходилось каждый раз ждать полуночи, прежде чем удавалось найти укромный уголок, чтобы удовлетворить свои потребности, если она хотела спустить штаны, не боясь того, что ее застанут без этого отличительного придатка, который остальные матросы так гордо свешивали за борт корабля, когда их заставала нужда.
Все ее мучения того стоили. Даже то, как Пэйтон приняли, когда она впервые вошла в каюту пленника – теперь даже это было забыто. О, сначала все было неплохо… пока Коннор не начал ее трясти. Это был совсем не тот прием, которого Пэйтон ожидала. Разумеется, она не думала, что Дрейк будет вне себя от счастья, увидев ее – наверняка он обрадовался бы сильнее, если бы к нему пришла его драгоценная мисс Уитби, полагала Пэйтон – но все же она не ожидала, что Коннор разозлится до такой степени. Какая муха его укусила? Она тут рискует жизнью ради него, а он, похоже, не испытывает и капли благодарности.
В первый момент, разглядев убийственную ярость в глазах Дрейка,
Теперь уже казалось, что буря его гнева вначале, была не слишком высокой ценой за то, что произошло потом. Губы Коннора на губах Пэйтон придали смысл всем ее жертвам; голод его поцелуя, отчаяние – совсем как тогда, в ночь перед свадьбой – были так сильны, что в тот момент Пэйтон поняла, что все сделала правильно. Она была нужна этому мужчине. Пэйтон осознала, что была нужна ему больше жизни. Это выдавала та жадность, с которой Коннор целовал ее, настойчивость, с которой его язык раздвигал ее губы. Она была такой глупой, что не замечала его отношение раньше.
Или, может быть, замечала, и именно поэтому, несмотря ни на что, не позволяла Дрейку окончательно оттолкнуть ее, как бы тот ни старался. Она была для него так же необходима, как еда и воздух. Было совершенно очевидно, что Коннор не хотел этого признавать. Но поцелуи выдавали его с головой.
Эта мысль наполнила Пэйтон головокружительной радостью, и она прижалась к Дрейку. Запах Коннора оказался таким же, как и всегда: бодрящий аромат свежего морского воздуха и соли. Находиться в его объятиях было восхитительно – восхитительней, чем Пэйтон могла когда-либо себе вообразить. Дрейк провел несколько недель запертым в каюте, и все-таки от него исходил знакомый запах моря и чистого, здорового мужчины. Аромат, такой же родной, как дом. Это был Дрейк. Во всем мире для нее не было ничего слаще, чем его запах.
Пэйтон вцепилась в мягкие светлые волосы Дрейка, которые, казалось, совершенно не подходили такому крупному, крепкому мужчине. Она ощущала твердую выпуклость, прижатую к ней, так же ясно, как чувствовала шелковистость его волос и то, как щетиной бороды он царапал ей лицо. Теперь она знала, что это такое – эта толстая жесткая штуковина, уткнувшаяся в ее живот, и черта с два Пэйтон в этот раз будет ее трогать – только не после того, что случилось в прошлый раз.
Но почему-то ей показалось, что сейчас Дрейку хотелось, чтобы она его касалась. Коннор не переставал целовать девушку и медленно, увлекая ее за собой, отступал назад, пока не уперся в стену, к которой был прикован цепью. А затем, притягивая девушку к себе, Дрейк медленно опустился вниз по стене, пока не оказался на полу своей темницы…
А Пэйтон оказалась сидящей у него на коленях.
Только на самом-то деле она вовсе и не сидела. Скорее, Пэйтон оседлала его бедра, оказавшись лицом к лицу с Дрейком и разведя свои ноги в штанах в стороны – поза, которую Джорджиана, скорее всего, горячо осудила бы, но Пэйтон отчего-то считала совершенно правильной. И она была склонна полагать, что Дрейк тоже так думает – особенно, когда он прошептал ее имя, касаясь волос Пэйтон. Она услышала его, даже, скорее, почувствовала – низкий рокочущий голоса Коннора, шедший из груди. Он так крепко прижимал Пэйтон к себе, что казалось, когда Дрейк произносит слова, звук идет прямо сквозь девушку. Его голос, шепчущий ее имя, что-то сотворил с позвоночником Пэйтон, превратив из твердых костей в массу, больше похожую на желе. Она подняла голову, которую до этого мгновения прижимала к шее Дрейка, и посмотрела на него, удивляясь, как он одним голосом смог сделать такое волшебство.