Непристойное предложение

Кэбот Патриция

Впрочем, сэру Маркусу не было необходимости убивать Пэйтон, чтобы заставить ее замолчать. Есть куда худшие способы заткнуть рот, чем убийство. Особенно женщине, белой женщине подобной Пэйтон, которая принесет большую прибыль такому торгашу, как Тайлер, торгашу, поднаторевшему в делах с продажей человеческой плоти. Какое-то время назад Англия приняла законы против рабства, но не все страны следовали таковым, даже не всякая судоходная компания, как это сделали «Диксон и сыновья», давала зарок не возить рабов.

Дрейк не мог позволить случиться подобному. Только не с Пэйтон.

Но что он мог предпринять? Он здесь привязан, слабый, как котенок, от палящего солнца. Что там творится внизу? Что они делают с Пэйтон? Он убьет их, прикончит

всех до единого, если хоть один волос упадет с ее головы. Он это и подразумевал, обещая Маркусу, хотя тот и разразился хохотом. Негодяй много нынче смеялся, когда Дрейка и его дочь провозгласили мужем и женой. Фарс, а не свадьба, но что Дрейк мог поделать? Он знал, что у Тайлера нет чести. Знал, что тот убьет Пэйтон или еще что похуже, независимо от того, согласится ли Дрейк жениться на Бекки или нет. Но Дрейк, по меньшей мере, надеялся, что если он даст палачам то, что они жаждут, те помягче обойдутся с девушкой. Вот и все, что он мог сделать.

А сейчас он умирал. Он понимал, что смерть не за горами, потому что у него начались галлюцинации. Так случается с теми, кого привязывают к мачте. Сперва возникают видения, потом приходит очередь конвульсий, и, наконец, наступает смерть. Его галлюцинации, по крайней мере, не обернулись кошмарами. Ему привиделось, что он лежит на прохладном мягком песке в приятной восхитительной тени. Дрейка посетили воистину яркие сильные видения. Хотелось бы, чтобы они наступили пораньше. Он слышал пение птиц над головой, аромат цветущих лимонных деревьев. Лимоны! Они в изобилии росли на Багамах. Когда он привозил груз с лимонами на Британские острова, Дрейку обеспечивался радушный прием почти у каждой хозяйки в Лондоне. Этот деликатес повсеместно пользовался спросом. Лимон считался драгоценным подарком. Апельсины, преподносимые детям на Рождество, были угощением более дорогим, чем шоколад. Как же здорово было бы полностью погрузиться в эти галлюцинации, прежде чем наступят судороги. Если бы только он наяву лежал в тенечке на Багамах, вдыхая сладостный аромат фруктовых деревьев, слушая крики длиннохвостых попугаев…

Галлюцинации были столь отчетливы, что он мог сжать пальцы и почувствовать, как они зарываются в прохладный песок. Что ж, не самый худший способ умереть, решил Дрейк. Его губы, когда он, наконец, собравшись с духом, облизал их, были влажными, словно по ним недавно струилась вода. Свежая вода. Вода из ручья, а не из затхлой бочки.

Неожиданно он понял, что это отнюдь не галлюцинация. Все происходит наяву.

С огромным трудом – поступок, потребовавший от него неимоверных усилий, – но Дрейк умудрился разлепить веки. Какое-то мгновение он растерянно моргал. И не понимал, на что смотрит. По всем статьям это должна была быть палуба «Ребекки» или, в случае, если его голова запрокинулась, как мерещилось, грот [49] . Но ничего похожего Дрейк не лицезрел. Над ним сплелись ветви дерева. Покрытые листвой ветви. А выше над ними зияло лазурное безоблачное небо. Ветки гнулись под тяжестью плодов. Продолговатых желтых фруктов. Лимонов.

[49]Грот – парус

Дрейк лежал под лимонным деревом. Кажется, был разгар дня. И Дрейк совсем не страдал галлюцинациями. И вовсе не умирал. Боже милостивый! Он был жив.

Он был жив и больше не пребывал на борту «Ребекки». Приподнявшись на локтях – он лежал растянувшись на спине в тени – Дрейк огляделся вокруг. Кажется, слева от него были джунгли. Он увидел сплетенные лианы и плодоносящие деревья: банановые, манговые, лаймовые. Справа, по большей части, то же самое. Неподалеку баркас, явно вытащенный из воды, правда, лишь настолько, чтобы его не утащило обратно высоким приливом. Впереди, стоило Дрейку еще чуть приподнять голову, ему было видно море: зеленовато-голубой прибой с белой

морской пеной накатывал на пляж кремового цвета со стоявшими кое-где пальмами.

А приподняв голову чуть выше, Дрейк увидел, что совершенно обнажен.

Верно. Обнажен. На нем не было ни нитки.

От этой мысли он резко сел. Его одежда исчезла. Его рубашка, насколько он помнил, расползлась еще на «Ребекке». Но штаны-то у него были целыми, не говоря уже о том, что у него имелось нижнее белье, насколько он проверял последний раз.

И то и другое пропало.

Дрейк больше не прислушивался к шуму прибоя и чириканью пташек над головой. Но ему показалось, будто откуда-то сзади доносится слабый, но отчетливый звук водопада. Это, по крайней мере, объяснило бы присутствие в футе или двух от Дрейка сосуда из выдолбленной тыквы, наполненного до краев тем, что на вид казалось свежей водой. Был ли это дар богов или подношение, оставленное какой-нибудь туземкой, Дрейк не дал себе ни секунды задуматься. Вместо того он потянулся к тыкве, поднял к губам и осушил до дна.

Это была самая вкусная вода, какую ему довелось пробовать. Прохладная и сладкая, она незамедлительно смочила его пересохшее больное горло и утолила сильную жажду. Отняв сосуд ото рта и опустив на землю, он почувствовал себя совсем другим человеком.

До такой степени другим, что изумился, так где же он, черт возьми, находится и как сюда попал.

Он тут не один. Это точно. Кроме тыквы он заметил остатки костра в нескольких футах от себя. Небольшой костерок, но, без сомнения, именно костер. И не он его разводил. Рядом с обугленной ямкой валялся кинжал с ручкой из слоновой кости. Кинжал его доконал. Дрейк не знал никого, кто владел таким смертельным на вид оружием.

Но костер… Костер был похож немного на те, что сооружала Пэйтон, на тот, каким, по ее мнению, должен быть костер. Как-то он слышал, как она спорила со своими братьями в пользу башенки из щепок против растопки вместе с дровами. Пэйтон настаивала, что костры разжигать лучше, если в растопку не совать сразу же вниз кучу поленьев, а ее братья клялись, что правильно обратное. У костра перед Дрейком был странный вид: будто кто-то соорудил его, провел несколько часов, пытаясь разжечь, затем, устав до изнеможения, уснул прямо над ним, забыв положить дров.

Этот кто-то, подумал Дрейк вдруг с учащенно забившимся сердцем, мог быть только достопочтенной мисс Пэйтон Диксон.

Этой мысли оказалось достаточно, чтобы немедленно, пошатываясь, встать на ноги. Забыв о наготе, он повернулся вокруг своей оси, начиная узнавать землю, простиравшуюся перед ним. Ну, разумеется. Они находились на острове Сан-Рафаэль. Однажды он сам показывал его Пэйтон на карте. Один из маленьких островков Багамского архипелага, тот был не только самым уединенным, но одним из немногих, который мог похвастаться собственным источником пресной воды, в отличие от других, зависевших от штормов, время от времени обрушивавшихся на тропики и пополнявших озера островков. Поскольку Сан-Рафаэль был со всех сторон окружен коралловыми рифами, то доступен был только баркасу. Более крупное судно мгновенно бы напоролось корпусом на мель. Действительно, можно было разглядеть торчавшие из воды мачты кораблей, чьим капитанам в недобрый час пришла мысль добраться до острова: торчавшие обломки служили прибежищем чаек и бакланов, тогда как остальная часть судов засела в рифах на сажень в воде.

У Пэйтон получилось. Дрейк не имел представления – как. Но она совершила в точности то, что, по ее словам, собиралась сделать.

И тогда ноги понесли его сами собой. Он нырял, чтобы уклониться от низко нависших веток и лиан, и шел вглубь острова, откуда слышался звук водопада. Дрейк был бос, но не замечал острых камней и узловатых корней, мешавших ему идти быстрее. Все его мысли сосредоточились на том, что ждало его впереди.

А потом он прорвался через последнюю преграду из листьев пальм, ветвей лимонных деревьев и сплетения лиан.