Нераспустившийся цветок
Шрифт:
Я ненавижу ее. Я ненавижу ее. Я ненавижу ее.
Глава 17
Для твоего удовольствия или моего?
Оливер
Мы ходим на работу, едим, спим и даже занимаемся любовью как в первый и последний раз. Она все такая же игривая, веселая и чертовски сексуальная, будто я и не развалился на части перед ней из-за какой-то подушки. Я пытаюсь улыбаться в
— Ты взволнован из-за своего дня рождения завтра? — яркие глаза взирают на меня, когда мы садимся на Красную ветку метро, чтобы добраться до работы.
Качая головой, я обхватываю руками ее задницу и притягиваю ближе к себе.
— Это просто еще один день.
Она прикусывает губы. Затем шепчет мне на ухо:
— Увидим, будешь ли ты завтра к концу дня называть его «просто еще одним днем».
И… я уже твердый. Просто великолепно.
— Спасибо за стояк. Это моя остановка.
Она целует меня и усмехается.
— Люблю тебя.
— Ммм, я тебя тоже, — я разворачиваюсь, чтобы выйти из метро, и она шлепает меня по заднице. Я резко поворачиваюсь и вижу дьявольскую соблазнительницу в ее глазах, ловлю несколько смешков и ухмылок со стороны пассажиров вокруг нее. Как только схожу, и двери закрываются, я пишу ей сообщение.
Я: Расплата — суровая штука, моя любовь!
Вивьен: Надеюсь!
***
Мы с Ченсом начали новый проект в парке возле гавани. Это будет день непосильного физического труда: шесть тон камня и пятьдесят мешков мульча [51] нужно перевезти на тачке.
— Какие планы у Вивьен относительно твоего дня рождения?
— Она не говорит.
— Спорю, что они включают в себя кожу, хлыст и глазурь на ее кексиках.
Я вставляю лопату в кучу камней.
— Я не думаю о ней в таком ключе.
Ложь.
51
Материал (например, гниющие листья, кора или компост), который рассыпают вокруг или по всему участку земли, чтобы обогатить или изолировать почву.
— Конечно же, нет. Вот почему ты не можешь даже убраться с подъездной дорожки родителей, прежде чем взять ее на заднем сиденье своей машины.
— Вот оно, — я качаю головой и поднимаю телегу за рычаги. — Я был фактически удивлен и в какой-то мере гордился тобой, когда ты не упоминал об этом целую неделю, а я думал, что наверняка ты будешь подшучивать надо мной еще в понедельник.
— Это впечатляет, не так ли? — он закидывает пару мешков мульча на плечо.
— Это впечатляло, но теперь уже нет.
— Мама с папой волнуются за тебя.
— Что в этом нового?
— Они думают, что ты все испортишь, не рассказывая ей.
— Я собираюсь рассказать ей. Всем остальным нужно просто
— Когда?
Я выгружаю камни на ландшафтную бумагу.
— Когда мы вернемся от ее родителей в следующие выходные.
— Класс. Тогда ее родители будут знать в лицо парня, который разбил сердце их маленькой девочке.
— Я не собираюсь разбивать ей сердце! — вот как он давит на нужные кнопки.
— Эй, мужик, не расстраивайся. Я понимаю…
— Ты, бл*дь, не понимаешь! Никто не понимает! Тебя там не было, ты не видел того, что я!
Ченс смотрит вокруг, не слышит ли кто меня. Он ничего не говорит… до конца дня.
***
Вивьен
— Оли? — шепчу я, садясь на него верхом. — Ты пропустишь восход в такой важный для тебя день, детка.
Он закрывает лицо рукой. Я представляю, что он надеется, что через пятьдесят лет мы делаем то же самое, и что я все еще буду помнить этот день. Прокладывая дорожку из поцелуев по его телу и по его выпуклым мышцам пресса, я убираю руки с его лица. Он зажмуривает глаза, как непослушный маленький мальчик.
— Отлично, — я слажу с него. — Я буду на террасе, если ты передумаешь.
— Подожди!
Я улыбаюсь, и мне не нужно разворачиваться, чтобы увидеть, что он открыл глаза.
— Тебе нравится?
— Возвращайся назад.
Я разворачиваюсь, чтобы он смог увидеть мой красный кружевной «тедди» [52] спереди, нижняя часть которого представляет собой трусики-танга.
— Встретимся на террасе.
— Вивьен!
Я усмехаюсь всю дорогу до террасы. Как только я открываю дверь, его руки уже на моей голой попе, ласкают ее.
52
Предмет одежды, покрывающий торс и промежность, пошитый в виде цельного изделия, похож на цельный купальник или комбидресс.
— Присаживайся, именинник.
Он садится на шезлонг и усмехается, будто я вот-вот воплощу все его желания в жизнь… и я так и делаю. Небо все еще темное, но небольшая линия света пробивается над горизонтом.
— У тебя когда-нибудь был секс, пока ты наблюдал за восходом, Оли?
Он качает головой, а его глаза неотрывно следуют за мной. Я раздвигаю его ноги, становлюсь на колени на шезлонг между ними.
— Хорошо. Я думаю, тебе сегодня исполняется тридцать лет, правильно?
Он кивает, а его рот широко открывается, когда я освобождаю его от трусов.
— Ну, тебе повезло, что у меня нет сильного рвотного рефлекса, поэтому ты просто сиди и наблюдай за восходом, пока я буду делать тебе тридцатиминутный юбилейный минет.
Его дыхание сбивается, когда я беру его в рот.
— Н-не знаю… продержусь ли… тридцать минут.
Смотрю на него вверх, пока мой язык медленно поглаживает его головку.
— Конечно же, ты не продержишься, малыш. — Я беру его в рот так быстро, как только могу, затем сосу и кружу языком вокруг, выпуская его. — Но это хорошо, я проглочу и начну все с начала.