Нерассказанная история США

Стоун Оливер

Позднее один из ближайших советников и биограф Кеннеди Теодор Соренсен рассуждал так: «Думаю, что главной причиной, по которой Кеннеди решил бороться за президентский пост, была его уверенность в том, что политика “массированного возмездия” Эйзенхауэра–Даллеса ведет страну к ядерной войне. Он считал, что политика “массированного возмездия”, благодаря которой, как считалось, мы поддерживали мир – говоря, например: “Если вы переступите границу в Западном Берлине или еще где-нибудь, мы уничтожим вас ядерным оружием”, – была безумием»⁶⁴. Но во время президентской кампании 1960 года мало что предвещало намерения Кеннеди снизить риск ядерной войны или проводить иную политику, чем финансовая подпитка американского милитаризма. Кеннеди обвинял Эйзенхауэра в том, что тот «ставит бюджетную безопасность выше национальной», в особенности перед лицом того, что Советы скоро будут производить «в два-три раза» больше ракет, чем США⁶⁵. Во время кампании Кеннеди признался: он не ожидает, что Советы «будут угрожать США или наносить

нам удар этими ракетами», – но он не хотел бы рисковать. Призывая к увеличению военных расходов, он объявил, что «тот, кто противится этим тратам, ставит под угрозу само выживание нашей страны»⁶⁶.

Инаугурация Кеннеди была полна символизма. 86-летний Роберт Фрост стал первым поэтом, когда-либо выступавшим на инаугурациях. Марианна Андерсон, талантливая певица, которую «Дочери Американской революции» однажды выгнали из Зала Конституции из-за ее черной кожи, спела национальный гимн. А сам Кеннеди произнес блестящую инаугурационную речь, в которой одновременно обратился с призывом дружбы к СССР, «прежде чем темные силы разрушения, выпущенные наукой, поглотят все человечество», и высказал воодушевление относительно того факта, что его поколению представилась возможность «защитить свободу в час наибольшей опасности», а также выразил готовность «заплатить любую цену, вынести любые тяготы и пережить любые невзгоды» ради этого⁶⁷.

Новое правительство включило в свой состав сотрудников ведущих фондов, корпораций и финансовых компаний Уолл-стрит, слегка разбавив их небольшим количеством прогрессивных деятелей и отведя последним второстепенные роли. Дэвид Халберстам назвал их «лучшими и ярчайшими» и рассказал о том, как их ум, достижения и энергичность, шедшие рука об руку с надменностью и глубокой моральной слепотой, завели США в джунгли Вьетнама. Типичными представителями этих людей были советник президента по национальной безопасности Макджордж Банди – декан факультета искусств и естественных наук в Гарварде, ставший первым человеком на этой должности, получившим в свое время отличные оценки на всех трех вступительных экзаменах в Йельском университете, – а также министр обороны Роберт Макнамара, известный как человек-компьютер и блестящий организатор. Известно, что во время встречи с командованием Вооруженных сил США на Тихом океане по вопросам снабжения войск во Вьетнаме Макнамара остановил проектор и сказал, что данные на слайде № 869 противоречат информации, показанной на слайде № 11 за семь часов до этого. Но в интеллекте советников Кеннеди никто и не сомневается. Сомнительны их выводы. Джон Кеннет Гэлбрейт, работавший при Кеннеди послом США в Индии, однажды с сожалением сказал: «Внешняя политика по-прежнему находится в руках Совета по международным отношениям. А мы прекрасно знаем, что их экспертное мнение гроша ломаного не стоит… Все, что им известно, – это разница между коммунистами и антикоммунистами… именно это мистическое мировоззрение и стало основой нашей внешней политики, а те из нас, кто в нем сомневался… были похожи на индейцев, без особого успеха пускавших стрелы в сторону лагеря [белых]»⁶⁸. Следствием этой странной смеси надменности и невежества стало то, что новое правительство сразу же стало допускать грубейшие ошибки во внешней политике.

Джон Ф. Кеннеди в своей инаугурационной речи обратился с призывом дружбы к СССР и одновременно выразил готовность своего поколения «заплатить любую цену, вынести любые тяготы и пережить любые невзгоды» ради «защиты свободы в час ее самых тяжких испытаний».

Кеннеди продолжил выполнение плана Эйзенхауэра, поручившего ЦРУ тайно подготовить на территории Гватемалы 1500 кубинских эмигрантов для вторжения на Кубу. С самого начала он усомнился в разумности подобного плана, но Аллен Даллес заверил его, что с началом вторжения противники Кастро внутри страны поднимут восстание и свергнут правительство. Этим планом также были крайне недовольны такие деятели правительства, как Честер Боулс [94] , Артур Шлезингер-младший и Ричард Гудвин, а председатель сенатского комитета по иностранным делам Уильям Фулбрайт даже призвал Кеннеди выбросить эту идею из головы. Но молодой и неопытный президент побоялся отказаться от проведения операции, которую запланировали Эйзенхауэр и Комитет начальников штабов. За три дня до начала операции восемь американских бомбардировщиков B-26 уничтожили или вывели из строя половину ВВС Кастро. Силы вторжения прибыли на Плайя-Хирон в заливе Кочинос на семи судах, два из которых принадлежали компании United Fruit. Кубинская армия с легкостью разбила агрессоров, которые немедленно начали умолять США о военной помощи.

94

Боулс Честер (1901–1986) – дипломат. В 1961 году занимал пост зам. госсекретаря, затем – посол по особым поручениям, посол США в Индии при Кеннеди и Джонсоне.

Обещанное всенародное восстание так и не началось. Банди, Раск и сам Кеннеди неоднократно говорили ЦРУ, что ни о какой воздушной поддержке

не может быть и речи. Они понимали, что подобные действия нанесут серьезный урон имиджу США на мировой арене и послужат прямым приглашением для Советов начать вторжение в Западный Берлин. Незадолго до наступления 18 апреля Кеннеди, Джонсон, Макнамара и госсекретарь Дин Раск встретились в Белом доме с председателем КНШ генералом Лимэном Лемнитцером, начальником штаба ВМС адмиралом Арли Берком и начальником отдела тайных операций ЦРУ Ричардом Бисселом. Берк и Биссел в течение трех часов пытались убедить Кеннеди направить наземную и воздушную поддержку. Они с самого начала знали, что это единственный шанс на успех, и были совершенно уверены, что Кеннеди уступит их давлению. Позже сам Кеннеди скажет: «Они были уверены, что я сдамся и дам им отмашку»⁶⁹. «Для них было немыслимо, – соглашается с Кеннеди его советник Уолт Ростоу, – чтобы президент Америки, держа в своих руках всю военную мощь страны, позволил провалиться такой операции»⁷⁰. Лемнитцер обвинял Кеннеди в том, что «выбросить белый флаг – немыслимо… возмутительно и почти что преступно». Но Кеннеди был непоколебим. Он объяснял одному старому другу: «Я не позволю вовлечь нас в цепь безответственных действий только потому, что кучка фанатиков в наших рядах ставит национальную гордость выше национальных интересов»⁷¹. 114 человек из сил вторжения было убито, 1189 попали в плен. Среди жертв были и четверо американских летчиков из Национальной гвардии штата Алабама, служивших по контракту в ЦРУ.

В новое правительство Кеннеди вошли амбициозные, высокоинтеллектуальные люди, которых Дэвид Халберстам с иронией назвал «лучшими и ярчайшими». Типичными их представителями были советник президента по национальной безопасности Макджордж Банди (слева, рядом с Кеннеди), декан факультета искусств и естественных наук Гарварда и министр обороны Роберт Макнамара (справа), известный как человек-компьютер и блестящий организатор.

Комментарии прессы не заставили себя ждать. Газета Chicago Tribune высказалась лаконично: «Главным результатом предполагавшегося “вторжения” на Кубу стало то, что диктатура Кастро теперь прочна как никогда, а коммунисты по всему миру торжествуют. Соединенные Штаты хорошо получили по зубам»⁷². Wall Street Journal объявила, что «США сели в лужу… над нами смеется весь мир… Но мы подозреваем, что главное чувство, которое испытывают руководители коммунистических стран, – это крайнее удивление, что США так слабы»⁷³. New York Times выразила обеспокоенность тем, что «американская гегемония в Западном полушарии впервые за столетие поставлена под вопрос», поскольку Кубинская революция может стать примером для всей Латинской Америки⁷⁴.

Кубинские контрреволюционеры, взятые в плен на Плайя-Хирон. Кеннеди, которого убедили в том, что вторжение подтолкнет внутренних противников Кастро к восстанию и свержению правительства, продолжил реализацию плана Эйзенхауэра по тайной подготовке в Гватемале 1500 кубинских эмигрантов. Кубинская армия легко справилась с агрессорами, которые стали умолять США о прямой военной помощи. Кеннеди отказался предоставить такую помощь, а обещанное всенародное восстание так и не началось. 114 человек из сил вторжения были убиты, 1189 взяты в плен.

В действительности мир был крайне удивлен неумением руководителей США трезво оценивать обстановку. Дин Ачесон сообщал, что это фиаско «поразило европейцев», считавших подобный исход «совершенно немыслимым результатом безответственной политики. Они ожидали от нового правительства США очень многого… а теперь все их надежды разбиты»⁷⁵. Боулс записал в своем дневнике: «Кубинское фиаско показывает, как сильно может заблуждаться столь блестящий и благонамеренный человек, как Кеннеди, если у него отсутствуют твердые моральные устои»⁷⁶. Вскоре после этого Боулса бесцеремонно выставят из Госдепа. Кеннеди принял на себя всю ответственность за провал вторжения, но поклялся удвоить усилия в борьбе с коммунизмом:

«Нам хватит смелости признать всю опасность предстоящего сражения. Нам хватит смелости принять новые концепции, новые инструменты, новое понимание важности борьбы, на Кубе ли или же в Южном Вьетнаме… Происходящее на Кубе, в Лаосе, подъем коммунистического движения в Азии и Латинской Америке – все это говорит лишь об одном: общества самодовольные, потворствующие своим мимолетным желаниям и просто слабые окажутся на свалке истории… Позвольте же мне четко сказать, что я, как президент Соединенных Штатов, намерен сделать все для выживания нашей системы, чего бы нам это ни стоило, какой опасности мы бы ни подверглись»⁷⁷.