Неравная игра
Шрифт:
Вопрос по существу, и ответа на него у меня нет.
— Может, кто-то и был, но уже свалил. Сама подумай, пупсик, почему нашему приятелю никто не помогал разобраться с нами в сарае? Уж всяко риск был бы куда меньше, прикрывай его кто-нибудь.
Тут Клемент прав. Достаточно лишь одного взгляда на великана, чтобы осознать всю его потенциальную опасность. Даже с пистолетом было бы весьма опрометчиво иметь с ним дело в одиночку, так что у Алекса, по-видимому, действительно не оставалось выбора. И доказательством этому служит то обстоятельство, что теперь он мертв, а мы живы.
Согласна.
— Таллимана больше нет, — подытоживает Клемент. —
— Ладно, — сдаюсь я. — Только будь осторожнее.
Он закрывает холодильник и направляется к двери, жестом приглашая меня следовать за собой.
Мы выходим в коридор, в дальнем конце которого располагается выходная дверь, а до нее еще три, все закрытые. Хоть я и стараюсь ступать осторожно, мокрые кроссовки выдают меня скрипом по паркету. Нелюбовь Алекса к современному оформлению интерьера уже очевидна, однако обои с цветочным узором и безвкусные литографии сельских сценок своей архаичностью и вовсе вгоняют в тоску.
Великан открывает первую дверь, за которой обнаруживается туалет.
Мы достигаем конца коридора, и теперь перед нами три варианта: либо одна из дверей друг напротив друга, либо лестница на второй этаж. Если уж учитывать все возможности, то есть и четвертая: просто выйти наружу. Тем не менее, вопреки всем ужасам минувшего дня, во мне неожиданно пробуждается любопытство.
Клемент выбирает дверь справа от меня, и из помещения, явственно выполняющего функции гостиной, нас обдает волной теплого воздуха. Меблировка снова старомодная, хотя открытый камин, густой ковер и мягкий свет торшера наполняют комнату уютом. Меня немедленно захлестывают воспоминания о зимних вечерах в стареньком домике моей бабушки.
— Ничто не сравнится с настоящим камином, — замечает великан. — Нынче уже редкость.
Судя по тлеющим углям, в то время, как мы умирали от холода в сарае, Алекс наслаждался жаром от потрескивающих дров. Мое сожаление о его безвременной кончине несколько блекнет.
Над очагом висит картина, на которой изображено окруженное грядой холмов озеро. На каминной полке стоят два подсвечника и бронзовые каретные часы. Другим украшением комнаты служит пара все тех же унылых литографий на стенах. Примечательно полное отсутствие каких-либо семейных фотографий.
— Снаружи только одна тачка, — замечает Клемент.
— Что?
Я оборачиваюсь и вижу, что он смотрит в окно, выходящее на подъездную дорожку.
— Если здесь есть кто-то еще, где же его тачка?
— Что ж, согласна.
Великан возвращается в коридор, я же чуть задерживаюсь у камина, чтобы еще немного насладиться его теплом.
Когда я выхожу из гостиной. Клемент как раз переступает порог другой комнаты и бросает через плечо.
— Здесь гораздо интереснее.
Следую за ним в комнату, по-видимому, некогда служившую столовой, но затем переоборудованную в кабинет. Размерами она с гостиную, с той же тоскливой отделкой. У задней стены размещается длиннющий письменный стол, вдоль смежной — каталожный и книжный шкафы. В углу стоит основательно истрепанное кресло с торшером, призванным компенсировать недостаток естественного освещения.
Я щелкаю выключателем большого света и направляюсь к столу, на котором лежат два мобильника. И мобильники это наши. Могу лишь предположить, что Алекс хотел перед их уничтожением проверить содержащуюся на них информацию. Я передаю великану его телефон и прячу свой в карман.
Затем принимаюсь разглядывать сам стол.
— Черт, — бормочу я.
— В чем дело?
— Защищен паролем. А без него ни за что не узнать, что здесь хранится.
— Что ж, тогда будем действовать по старинке.
Клемент подходит к каталожному шкафу и тянет верхний ящик. Тот не поддается.
— Заперт.
— Здорово, — вздыхаю я. — Час от часу не легче.
— Дай мне минуту, и я открою. Никакого пароля не требуется.
И с этим он извлекает из кармана нож. Так и рассмеялась бы, не будь обстоятельства столь трагичными. Сначала использует свой трофей в качестве орудия убийства, а потом — в качестве инструмента для взлома картотеки.
Пока великан возится с замком, я рассматриваю книжные полки. Книги самые разные, но много и классики вроде Оруэлла, Диккенса и Хемингуэя. Немало и биографий, в основном за авторством журналистов. Стыд и срам, что их мудрость не передалась Алексу — тогда мы, скорее всего, не оказались бы в нынешней ситуации.
Мой осмотр прерывает металлический лязг.
— Готово! — провозглашает Клемент.
Я возвращаюсь к картотеке, и великан выдвигает верхний ящик. В нем хранится несколько десятков подвесных папок, каждая из которых сверху снабжена пластиковым ярлыком с тремя заглавными буквами. Первая помечена буквами АДБ, вторая — АМР, третья — БСО. Судя по остальным ярлыкам, система учета в картотеке алфавитная.
— Ты думаешь о том же, о чем и я? — спрашивает великан.
— Есть только один способ проверить.
Я извлекаю первую же папку и открываю. Все ее содержимое — три листа, и на каждом лишь несколько печатных абзацев. Мы молча читаем первую страницу.
— Твою мать! — бурчит Клемент.
— Да уж…
Три буквы на ярлыке периодически повторяются в тексте, и немедленно становится очевидно, что они представляют собой инициалы. Первая оказанная услуга этим АДБ — который, может быть, до сих пор жив, а может, уже умер — описывается во всех подробностях, включая и инициалы ее получателя. Если кратко, АДБ предоставил детали годовой финансовой отчетности некоего крупного банка до обнародования таковой. А в ней содержались сведения о понесенных крупных финансовых убытках, так что получатель данной информации смог продать свои акции этого банка еще до того, как плохая новость стала достоянием гласности и стоимость акций, естественно, обрушилась. Называя вещи своими именами, АДБ продал инсайдерскую информацию.
— Ты на это и надеялась, Пупсик?
Я перехожу ко второму листку и быстро просматриваю полученные АДБ услуги. В тексте указываются инициалы людей, оказывавших их.
— Да… почти.
— Почти?!
— Очевидно, что в этих бумагах перечисляются услуги, оказанные и полученные членами «Клоуторна». Однако их полные имена не указаны.
— Так и что?
— Сколько, по-твоему, в стране людей с инициалами АДБ?
— Да хрен знает. Много, что ли?
— Вот-вот. Разработавшему эту систему учета хватило сообразительности оформить записи таким образом, чтобы они оказались бесполезными в качестве улики. Даже если АДБ и выдал коммерческую тайну, однозначно его личность установить нельзя.