Неравный брак
Шрифт:
Она не могла назвать происшедшее ссорой. Она никак не могла это назвать, даже думать об этом не могла. И все-таки думала все время, даже во сне.
Чуть ли не в детстве еще Женя догадалась, что в жизни не бывает случайностей. Вернее, то, что кажется случайностью, на самом деле подготовлено всем предшествующим ходом событий, тысячами невидимых нитей связано с твоим предыдущим поведением. Может быть, тогда Женя думала об этом не так определенно, но мысль была именно такая.
И поэтому ей не казалось случайностью все, что произошло месяц назад – когда она стояла посередине гарсоньерки и две газеты, которые она держала на весу, жгли
Умом она, может быть, и понимала, что ничего страшного не сказано в этой пошлой заметке. И фотография была сделана ведь не в постели, а всего лишь в коридоре ночного клуба, и стояли они с Несговоровым на приличном расстоянии. Но чувство, от которого Женю бросало то в жар, то в холод, не подчинялось уму.
«Ведь это было! – билось у нее в висках. – Было ведь – отель, «кинг сайз», и потом все… И какая разница, в газетенке это все впечатано или только в моей памяти, знает он подробности или не знает? Я их знаю, я их помню – этого достаточно…»
Неотменимый, неподвластный жалким человеческим ухищрениям ход жизни смел ее мгновенно, как лавина.
Самое ужасное, самое невыносимое было в том, что теперь, в эти бесконечные дни и ночи, она не могла вспомнить Юру. Глаза его вспомнить, прикосновения его рук и губ… А вспоминала только ту ночь в мальтийском отеле – во всех подробностях, от которых хотелось закричать, наизнанку вывернуться! Жене казалось, будто вся она покрыта какой-то липкой паутиной. Она вскакивала среди ночи, бежала в ванную, терлась мочалкой с такой яростью, словно кожу хотела с себя содрать… Ничего не помогало. Отвращение к себе не проходило, оно сидело у нее внутри, его невозможно было ни смыть, ни забыть.
И что значили при этом мамины разумные советы – объясниться, поговорить! Разумности Жене было не занимать, и вся она была ей теперь не только не нужна, но ненавистна. Да она не помнила даже, что говорила Юре в это последнее утро, какие приводила причины! Плела какие-то глупости про экзотическую бабочку…
Все равно причина была одна, она жгла Женю изнутри, и высказать ее было так же просто, как и невозможно.
«После всего, что было в той избушке, после этого Богом ни за что подаренного счастья, я легла в постель с человеком, которого даже физически не хотела, – потому что так решила моя голова, потому что мне всего лишь хотелось жить проще и разумнее… И сердилась ведь еще, что Юра как будто закрывается от меня, как будто недоговаривает что-то, планы какие-то строит! – думала она с ужасом и непроходящим отвращением к себе. – Претензии предъявляла… Боже мой, разве дело в том, что он не заинтересовался этой дурацкой квартирой, что он не любит в подробностях рассказывать, как там у него на работе дела?.. «Дорожный патруль» смотри по телевизору, если тебя подробности интересуют! И про жену его еще ляпнула зачем-то… Как будто мне не все равно, разведен он или нет, или я так уж за лишние метры убиваюсь».
С запоздалым, никому не нужным стыдом Женя вспоминала, как холодно говорила с Юрой в тот вечер, когда ей показалось, что он вдруг стал к ней равнодушен…
Он сидел за столом, что-то писал при свете настольной лампы, а она делала вид, что читает, сидя у рукодельного столика.
«Даже не замечает, что у меня книга в руках! – сердито подумала Женя. – Не спросит, может, мне темно при таком свете читать. Какой-то он стал… Ничего мне не рассказывает, смотрит как на пустое место. Раньше все рассказывал – про Армению, про Абхазию.
– Юра! – позвала Женя.
– Что? – спросил он, но не обернулся.
Не то чтобы ей так уж хотелось поделиться с ним радостью от скорого получения квартиры. По правде говоря, Жене даже не по себе было от этого в общем-то вполне приятного обстоятельства. Во-первых, ей так нравилась гарсоньерка с этими ореховыми креслицами и с фотографиями на стенах, что ни о каком другом жилье она и знать не хотела. А во-вторых… Мало ли что Юра в связи с этим подумает? Решит еще, что она собирается жить на два дома! Когда, еще при Несговорове, отец впервые завел разговор о квартире, именно для этого она ведь ее и предназначала.
Эта мысль, как всякая мысль, приходящая в момент плохого настроения, тут же стала крутиться в голове, обрастая подробностями.
«А что, если он именно так и подумает? – глядя Юре в спину, размышляла Женя. – Вот, сидит, пишет, даже обернуться не хочет, ему и без меня прекрасно. Я ведь додумалась же когда-то, что жить лучше отдельно, почему бы ему до того же не додуматься?»
– Юра! – повторила она. – Да посмотри же ты на меня, пожалуйста!
– Смотрю. – Он наконец обернулся; голос был явно недовольный. – Что случилось?
Ну конечно! Чтобы обратить на нее внимание, ему нужно что-нибудь из ряда вон! Чтобы на льдине унесло… А просто так, без «случилось» – какое отношение она имеет к его жизни?..
Теперь, спустя месяцы, эта старательно взлелеянная в тот вечер собственная глупость показалась Жене такой невыносимой, что впору было и в самом деле биться головой о стенку; благо мама ушла.
Не было другого человека, который сразу спрашивал бы: «Что случилось?» или: «Что я должен делать?»… Не было такого больше, только он! Именно так он и спросил в первую же минуту их знакомства, когда Женя вошла в ординаторскую и завела с ним беседу про будущую телепередачу. А она еще засмеялась тогда и подумала, что мужчина, с первого слова собирающийся что-то делать, несомненно, достоин внимания!
И в то, последнее, утро он тоже спросил: «Что я должен делать? За подол тебя держать?»
Вчера мама сказала:
– Женечка, по-моему, все-таки гордость – не самое главное достоинство женщины. Во всяком случае, в подобных ситуациях. Почему ты не позвонишь Юре?
Господи, какая там гордость! Разве она кокетничала, разве хотела, чтобы он удерживал ее за подол? Да она сама готова за штанины его хвататься и выть при этом, как деревенская баба, понятия не имеющая ни о каком достоинстве женщины!
Но это невозможно, потому что… Потому что он знает теперь, что было с нею после Сахалина. Знает – и не звонит. Значит, не хочет он ей звонить, и последняя проститутка с Тверской поняла бы почему.
И все-таки Женя ждала Юриного звонка каждую минуту и ни на минуту не выпускала из рук телефон. Однажды, в самую первую неделю, она забыла сотовый, выйдя в булочную на углу, и бежала домой так, что чуть не задохнулась перед дверью: показалось, что именно в эти десять минут Юра и позвонит…
Находиться в таком состоянии на работе было бы просто невозможно, тут уж никакой выдержки не хватило бы. Поэтому назавтра же после того страшного утра Женя взяла отпуск – и за прошлый год, и за новый, недавно наступивший.